Битые козыри

— Интересуют, но не в первую очередь, — улыбнулся Лайт. — Если вы думаете, что моя цель — добраться до этого старого пройдохи, то вы ошибаетесь. Гораздо важнее для меня расположение энергетического корпуса и пути подхода к нему.

Молроу поднял удивленные глаза.

— Он абсолютно недоступен.

— Не имеет значения. Покажите его.

Молроу от одного из крайних отсеков отвел в сторону короткую линию, а на конце ее, как мыльный пузырь на соломинке, возник расцвеченный шарик.

— Это галерея, — объяснял Молроу, указывая на линию, — единственное звено, связывающее энергетический центр с остальными корпусами Кокервиля.

— Каково ее назначение?

— Здесь проходят волноводы, передающие все виды энергии на местные распределительные подстанции. И еще… В случае крайней необходимости через галерею можно пройти в диспетчерскую. В ней сосредоточено все управление.

— Чем?

— Этого я не знаю. Но думаю… Если вы правы и действительно готовится… Все программы и исполнительная аппаратура должны находиться там. Думаю так, потому что более подходящего, недоступного и засекреченного места в Кокервиле нет.

— А как проникают в диспетчерскую в случае край ней необходимости?

— Галерея перекрыта двумя щитами. Ни пробить, ни прожечь их невозможно. Сложнейший шифр, открывающий их, известен только Боулзу.

— И других путей нет?

— Это единственный.

— Подумайте хорошенько. Может быть, можно добраться туда через космос?

Впервые за время беседы Молроу издал хриплое подобие смеха.

— Конечно… Добраться до вентиляционных шахт, прогуляться по горячим зонам, а там уж рукой подать.

— Не смейтесь, Молроу. Покажите, где выходы в космос.

— Вы серьезно? — Молроу с вновь возникшим подозрением посмотрел на Лайта. Мелькнувшая было в самом начале их беседы мысль о том, что перед ним психически больной человек, снова появилась. Но сразу же отпала. Слишком логичным, страшным и убедительным было все, что он услышал. — Выходов несколько. Только для ремонтных бригад роботов на случай исправления повреждений обшивки… Ну, если удар метеорита или что-нибудь вроде этого.

— Где они? Покажите.

Молроу в трех местах галереи поставил крестики.

— Шифр от этих люков тоже у Боулза?

— Нет. Такая предосторожность не предусмотрена, потому что только самоубийце может прийти мысль воспользоваться этими выходами. Довольно простая система запоров, требующих только физической силы роботов. Человеку, конечно, с ними не справиться.

Лайт внимательно изучал схему, запоминая каждую деталь.

— Самый близкий к шахтам выход вот этот? — уточнил он, указывая на один из крестиков.

— Ближе нет.

— Какое расстояние от него до входа в шахту?

— Метров тридцать. Но повторяю, доктор, в самой шахте даже самый совершенный робот обречен на уничтожение, — адская температура и весь набор гибельной радиации. Выход — только для работы на поверхности.

— Это я понял, Молроу. Теперь покажите мне внутреннюю планировку помещения, ведущего из шахты в диспетчерскую.

Перестав чему бы то ни было удивляться, Молроу точными штрихами начертил лабиринт ходов.

— Вы ни черта не запомните.

— И это пусть вас не беспокоит. Теперь все ясно, можете стирать. Вы забыли про свою бутылку. Советую выпить, — уж очень плохо вы выглядите. Не знаю вашей нормы, но напоминаю: если вы опьянеете настолько, что потеряете контроль над своим языком, и вас и меня могут убрать до того, как примутся за Землю. Жизнь ваших детей теперь зависит еще от вашей выдержки, от умения молча ждать дальнейших событий.

— Вот что, доктор Лайт… Не знаю, что вы задумали и как собираетесь провернуть задуманное, но если вам удастся… Я… Можете на меня положиться во всем.

— Спасибо, Эд, вы мне очень помогли. Поверьте, что все будет хорошо.

На этом они расстались.

23

— Если тебе не позволят меня сопровождать, я сего дня же улетаю на Землю.

— Никуда ты не улетишь, Рэти.

— Ты сомневаешься в моем упрямстве?

Лайт подошел к ней, ласково отвел прядку волос и коснулся ее правого уха. Так же нежно взял ее за руку и пожал большой палец.

— Что ты делаешь?

— Молчи и слушай внимательно. В этих благословенных владениях твоего пра-пра прослушивается и записывается каждое слово. Но только в том случае, если слова произнесены обычным голосом. Сейчас я говорю с тобой в ультразвуковом диапазоне выше двадцати килогерц. Ты меня хорошо слышишь?

— Как всегда.

— И это только потому, что я оснастил твое прелестное ушко одной хитрой штуковиной. На вид и на ощупь она так же неприметна, как наши датчики биотоков, но обладает свойством преобразования звуковых частот. Никто, кроме тебя, сейчас не слышит меня в Кокервиле.

— Это чудесно, Гарри!

— Молчи! Ты не выслушала меня до конца. Я хочу, чтобы подслушивать не могли не только меня, но и тебя, когда я с тобой разговариваю. Поэтому, когда будешь отвечать на мои вопросы или захочешь сообщить мне нечто, не подлежащее оглашению, приложи палец к гортани… Покажи, как ты это сделаешь… Правильно. Теперь говори.

— Я люблю тебя, Гарри.

— Спасибо. Но это ты можешь говорить обычным голосом. Теперь продолжим разговор, начатый ранее. Не забудь только про палец, когда будешь возражать.

— Не забуду.