Бюджетно-сметная планета

Смысл не имел значения. А имело значение то, что я сделал новое открытие: сам того не ведая, наткнулся на искусство рекламы и показа товара лицом. Одним словом, придумал уловку, открывавшую бездну возможностей. А именно: доктрину научного детерминизма. Земля послужила мне первым пробным камнем, вот почему я никогда о ней не забываю.

Ко мне явился рослый бородатый старик с пронзительным взглядом и заказал планету. (Вот так начиналась ваша планета, Кармоди.) Ну, с работой я справился быстро, кажется, за шесть дней, и вообразил, что могу умыть руки. То была одна из бюджетных планет, так что я кое-где схалтурил. Но послушать претензии владельца, так можно было подумать, что я обобрал его до нитки.

— Почему так много смерчей? — вопрошал он.

— Это составная часть циркуляционной системы атмосферы, — сказал я.

На самом деле у меня вышла запарка и впопыхах я забыл установить перегрузочный клапан циркуляции воздуха.

— Планета на три четверти залита водой! — недоумевал он. — А в вашем задании совершенно недвусмысленно сказано, что соотношение воды к суше должно быть один к четырем.

— Видите ли, это было совершенно невозможно сделать! — сказал я.

Его дурацкие спецификации куда-то затерялись. Вечно эти однопланетные проекты у меня пропадают!

— Но и та небольшая часть суши, что мне досталась, забита пустынями, болотами, джунглями и горами.

— Зато как живописно, — парировал я.

— Мне не нужна живописность! — разбушевался старикан. — Одного океана, дюжины озер, пары рек, одного-двух горных хребтов вполне хватило бы. И тогда планета окажет благотворное влияние на ее обитателей. А вы мне что за пакость подсунули!

— На то есть свои причины, — я пожал плечами.

В действительности, чтобы не остаться внакладе, нам пришлось использовать бывшие в употреблении горы, а в придачу целый ворох рек и океанов, в качестве балласта, да пару пустынь, купленных по дешевке у планетного старьевщика Ури. Но в мои планы не входило посвящать его во все подробности.

— Ах, причины! — возопил он. — А что я скажу своему народу? Я заселяю планету целой расой, может, двумя или тремя. Это будут люди, созданные по моему образу и подобию, а люди, как и я, — ужасно привередливый народец. Что я им теперь скажу?

Вообще-то я знал, что им сказать, но мне не хотелось грубить. Тогда я сделал вид, что погружен в раздумья. И вот что странно: я и в самом деле думал. И придумал — всем трюкам трюк.

— А вы откройте им простую научную истину, — начал я. — Скажите им, что с точки зрения науки все сущее должно существовать.

— Что-что? — переспросил он.

— Это детерминизм, — продолжал я, на ходу придумывая слово. — Все очень просто, хотя и предназначено для посвященных. Начнем с того, что форма соответствует функции. Следовательно, ваша планета является как раз тем, чем и должна быть по той простой причине, что она существует. Далее, наука постоянна. Поэтому если нечто не является постоянным, то оно не есть наука. И наконец, все подчиняется определенным правилам. Правила эти не всегда понятны, но в их существовании сомневаться не приходится. Теперь ясно, что не следует задаваться вопросом: "почему это вместо того?" А следует спрашивать: "как оно действует?"

Он назадавал мне кучу каверзных вопросов. Старик оказался сообразительным малым. Но в инженерном деле, правда, ни бельмеса не смыслил. Он подвизался на ниве этики, морали, религии и прочей зауми. Так что веских возражений он мне представить не мог. Один из тех, кто без ума от абстракций, и поэтому с воодушевлением принялся повторять:

— Сущее должно существовать. Гм-м. Очень заковыристая формула и не лишенная налета стоицизма. Я, пожалуй, включу кое-что из этих прозрений в учение, которое преподаю своему народу… Но скажите мне, как я могу примирить неопределенную фатальность науки со свободной волей, которой собираюсь наделить свой народ?

Тут старик чуть не загнал меня в угол. Но я улыбнулся, откашлялся, чтобы выиграть время на размышления, и продолжил:

— Ответ очевиден! — что всегда служит хорошим ответом.

— Наверняка, — сказал он. — Но я что-то его не улавливаю.

— Послушайте, — говорю я ему. — А разве свободная воля, которой вы намерены одарить своих людей, не есть, в свою очередь, тоже разновидность фатальности?

— Можно сказать и так. Но разница…

— К тому же, — поспешно добавил я, — с каких это пор свободная воля и фатальность несовместимы?

— Конечно, они кажутся несовместимыми, — кивнул он.

— Поскольку вы не понимаете, что из себя представляет наука, парировал я, исполнив старый трюк. — Видите ли, уважаемый, один из фундаментальных законов науки гласит: случайность во всем играет роль. Случайность, я уверен, вы знаете, является математическим эквивалентом свободной воли.

— Вы противоречите сами себе, — возразил он.