Бюро. Пий XII и евреи. Секретные досье Ватикана

Бойня была учинена в еврейской больнице, где самые богатые евреи города нашли убежище под предлогом болезни. Больных расстреливали в койках, даже не давая им встать. Гестапо, украинская и литовская полиция и – по приказу властей – еврейская полиция собрали или арестовали всех прятавшихся евреев. Тех, кто не хотел покидать убежище, убивали на месте. Других сначала собирали во дворах, а затем отводили в еврейские молельные дома. Оттуда их перегоняли как скот на маленькие вокзалы и сажали в поезда, отправлявшиеся в Белжец.

Зачастую люди сопротивлялись и отказывались садиться в вагоны. В этом случае пьяные литовцы и украинцы, стоявшие в стороне, бросались на евреев, истязали их и в конце концов убивали самыми жестокими способами, а тела расчленяли на куски. Таким способом каждую ночь убивали тысячи евреев, вследствие чего через шесть недель из ста тысяч евреев в живых оставалось не более четырех тысяч.

Зрелище в люблинском гетто было неописуемым. Улицы были усеяны трупами, по водостокам текла кровь. Душераздирающие крики депортируемых потрясали христиан, свидетелей этих сцен, которые утверждали, что никогда не забудут этих кровавых дней. Дорога, которая вела к люблинскому железнодорожному узлу, тоже была загромождена трупами, которые христианское население должно было грузить на грузовики.

Остававшиеся в живых 4 тысячи люблинских евреев, среди которых было много женщин и детей, были отправлены в Майданек-Татарский, в четырех километрах от Люблина, где было образовано гетто. Через несколько месяцев это гетто постигла та же участь, что и люблинское».

Далее он описывает убийство евреев в районе Люблина. Рассказав о самых ужасных расправах над детьми (их брали за ноги и разбивали голову о стену кладбища), мужчинами (их расстреливали из автоматов в спину) и женщинами (которые сначала должны были присутствовать при убийстве их близких), наш свидетель пишет: «Я не могу описать отчаяние этих несчастных женщин»⁵⁶.

В своем свидетельстве молодой человек не обходит стороной и ключевой вопрос: «А что сказать о том, в каком физическом и нравственном состоянии пребывал при всем этом я? Я был вынужден присутствовать при этих убийствах, но никакие попытки выразить протест ни к чему бы не привели. Среди трехсот жертв были и члены моей семьи… Все мы знали, что наши дни сочтены, и думали о будущем со смирением. К тому же поляки говорили нам, что, по их сведениям, остальных евреев ждала та же участь в течение ближайших трех месяцев⁵⁷…