Бюро Вечных Услуг

Произошла легкая заминка: лестница была помпезной, но узкой, комфортно спускаться по ней можно было не иначе, как по одному. Свежеиспеченные друзья соревновались в выражении почтения. Глеб Сигурдович настаивал на том, чтобы вперед шел Нестор как инициатор сегодняшней встречи и единственный ее меценат. Нестор же требовал соблюдения субординации – средняя образовательная ступень только после ступени высшей; да и законы гостеприимства никто не отменял. Сомелье у входа безучастно, но с теплом наблюдал за происходящим. Тут он отвлекся – его окликнули из дегустационного зала «Бахус». То ли нужен был совет, то ли расчет, то ли возник иной вопрос из винно-гастрономической области. Сомелье кивнул и заспешил на вызов.

Нестор автоматически проследил за ним взглядом и обмер. За столиком в зале «Бахус», лучезарно улыбаясь Нестору и доценту Индрину, даже развернувшись к ним вполоборота для большего эффекта, в безукоризненной темно-серой двойке, сидел достославный мистер Герман. Более часа за спиной доцента Индрина, за бордовыми занавесями, разделяющими залы, сидел мистер Герман, довольный собой, миром, вином и ситуацией.

Но к неожиданным появлениям мистера Германа в самое неудобное для окружающих время Нестор успел привыкнуть. Свыкнуться. Так что не могло это появление послужить поводом для обмирания. Все-таки Нестор был Нагом Четвертого дна, ветераном битвы у Белого Ясеня, видавшим виды и стреляным змеем. Его каким-то там Германом не пробьешь. Да и как там говорил Наставник? «У тебя две манипулы силовиков за спиной»? Так что не стал бы Нестор обмирать. Но обмер.

Вжавшись в бордовую кожу дивана, очень близко к Герману, даже, можно сказать, прячась за его спиной, стараясь стать не просто незаметной, а невидимой, не считываемой во всех диапазонах электромагнитного спектра, сидела Нина.

И вдруг эмоциональный фон просто исчез. Рассеялся, как туман в ветреную погоду. Злости не было, не было обиды. Не было даже недоумения. Нужно было ожидать от мистера Германа и его хозяев какого-то такого выверта. Уж, конечно, не было ревности. Какая тут ревность? Что говорил Глеб Сигурдович, подслушавший разговор? «Дама с любовником или боссом»? Какой же это босс или любовник? Это мистер Герман и иже с ним.

Нестор в один миг понял, что произошло. Вышел рыбак на берег, насадил наживку, закинул удочку и вытащил рыбу. И ведь даже не наживку – воблер блестящий, замануху, а щука выплыла из своего тихого бытового омута и – попалась. Не знала щука про то, что в большом мире и рыбаки есть, и неводы, и хищники покрупнее любых щук.

Наивная дурочка, которая так хочет счастья. А счастье это заключается в финансовой стабильности. Для себя, для Антона, для мужа своего. Даже не в запредельном благополучии или кричащей роскоши, а – в стабильности. И ведь даже радоваться должен, гордиться: Герман же Нину приманил на него, на Нестора. На нереализованные возможности, на нераскрытые способности, на великие, ждущие посыла таланты. Это ж получается, позвонил он Нине и что выдал? Что-то вроде: «Миссис Нина? Вас беспокоит представитель Всея и Всех. – Назвал парочку громких имен, брендовых-трендовых, таких, чтобы наверняка. – Мы так заинтересованы в сотрудничестве с мистером Нестором…».

И тут Нестору стало смешно. «Мистер Нестор» звучало дико забавно. Нестор Иванович прямо почувствовал, как проникается филологической напастью, как в его поры въедается фонетическое чутье, которое позволяет без всякого анализа воспринимать все эти зияния гласных и нагромождения согласных, все эти чудные аллитерации и громоздкие тавтограммы просто так – на слух, на один щелчок пальцами…

Все это пронеслось и вылетело, осталось послевкусие – с тоном петрушки и черной смородины. И еще где-то далеко мяукнула Ка-Цэ. Она хотела есть, она скучала по хозяевам, пора было ехать домой. Скоро прибудут Кир и Лариса. Хозяева должны быть во всеоружии: улыбчивы, радушны, без тени на лице. И тут опять начались какие-то литературные аллюзии (ну, точно: заразил доцент Индрин своей филологией), почему-то всплыло в памяти уже забытое со времен школьной скамьи стихотворение Фета:

Шепот, робкое дыханье.
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья.
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря!..

Вот не должно быть этих «теней без конца» и «изменений милого лица», не должно быть слез – одни лобзания.

– Нина, – сказал Нестор ровно, и «ровность» эта была не показной, надетой, а исходящей из самых что ни на есть глубин его Наговой души, – я такси вызвал. Поехали домой.