Биврёст

Очнулся генерал-фельдмаршал от жуткого холода и не менее жуткой боли в ребрах и тряски грузовика по щебенке. Сколько прошло времени – Бен не понял, но мотор заглох, и дверцы распахнулись. Жмурясь от слабого электрического света, он разглядел только два темных силуэта, прежде чем получил на голову плотный душный мешок, смердящий машинным маслом и железом. Стянутые веревкой руки уже через минуту начали болеть. Его за плечо вели по гудящему от работы двигателей полу куда-то в недра корабля. Бенедикт пытался считать повороты и ступеньки, но сознание путалось, его знобило – так не должно было быть от простых царапин. Его втолкнули в комнату. С трудом устояв на ногах, он зажмурился, когда с глаз резко убрали мешок. Светлая каюта с парой коек и многочисленными приборами служила лабораторией или лазаретом. Его привязали к кровати и молча предоставили лихорадке грызть его изнутри. Бен пару раз дернулся, но ремни закрепили на славу. Через пару часов, а может, и дней ему на лоб легла прохладная тонкая ладонь и склонилось расплывчатое лицо в обрамлении светлых волос.

– Лара? – пробормотал Бен пересохшими потрескавшимися губами. – Внучка?

– Это Санни, Ангейя-ас, – улыбнулось лицо. – Вы заразились чумой, но не бойтесь, я удалю зараженный глаз, и все будет в порядке. Я подготовлю вас к операции.

Бен выздоравливал быстро. Прошли сутки – не больше, а температура спала. Видеть одним глазом было непривычно, но Санни Ай хорошо заботилась о нем. Он пытался задавать вопросы, но доктор вежливо уклонялась. На четвертый день двое в черном вытащили ослабевшего и исхудавшего после болезни генерала в одних штанах и поволокли на палубу. Моргая от яркости света и снега, Бен не сразу понял, что деревянный эшафот, сколоченный как руна «альгиз», как дерево, приготовлен для него. Переступая босыми ногами от холода, Бенедикт с отрешенным спокойствием смотрел на выстроившихся людей Хейма со знаком «Ока» на спине. В общей массе солдат выделялся хилый очкарик – альв с протезом на правой руке. Его монашеская ряса изрядно полиняла и прохудилась, а символ единства одного в девяти мирах на груди вышили поверх другими нитками. Монах махнул рукой, и Бена споро привязали к руне вниз головой. Ощущая холод голой спиной, Бенедикт закрыл единственный глаз, готовясь к любому исходу, будь то пытки или смерть. Медленно падал снежок, голова отяжелела от прилившей к мозгам крови – так шли минуты.

– Что это вы здесь устроили? – похоронную тишину прервал властный тихий голос.

Альгиз покачнулся и рухнул горизонтально. Бен распахнул глаз. Ремни на запястьях и лодыжках ослабели. Сильные руки поставили генерала на ноги, набросили на окоченевшее тело куртку.

– Рад тебя видеть, старый друг, – сказал Хейм Иргиафа, обнимая Бенедикта и хлопая по спине.

Время не пощадило Хейма: вокруг темно-зеленых глаз залегли глубокие морщины, волосы стали белоснежными. Суставы скрутило артритом, позвоночник согнулся, но силы в нем было еще хоть отбавляй. Он все еще излучал властность и угрозу. Ничто не могло сокрушить его, ничто не способно остановить: Бен с ужасом заметил, что рука его выше запястья, не скрытая перчаткой, – сухая и посиневшая от утгардовой чумы.

– Не могу сказать того же, – усмехнулся Бен, прикасаясь к повязке на правом глазу.

– Доктор спасла тебе жизнь, – заметил Хейм. Его взгляд блуждал по лицу генерала, словно не мог найти точку опоры. – А кое-кто, – он обернулся к монаху, у которого нервно задергалась голова, – хотел эту жизнь отнять. – Он резко шагнул к монаху и за железную руку подтянул к Бену. – И ведь даже не сказал, что этой самой рукой похитил пару сотен детей. Не сказал, что забирал их в Нифльхейм и отдавал на корм драуграм, чтобы чумой заразить. Да, ей же вырвал сердца Ларе Ангейе-Смит и ее мужу Ханту, оставил их дочку сироткой.

Ударить монаха Бенедикт не смог: свалился от слабости, рыча и брызжа слюной, как раненый волк. Хейм безразлично смотрел, как он барахтается.

– Заприте моего старого друга в месте с хорошим видом на Хеймдалль. Не хочу, чтобы он скучал.

– Я убью тебя, – просипел Бен. – Я уничтожу вас всех. Даже если придется подохнуть самому.

– Да-да, – Хейм ударил скулящего от страха монаха ногой в живот. – Отправьте его глаз Матери Ангейя. Других частей тебя ей не достанется.

Тошно стало!
Стоит на мысу
в обличье страшном
Волчья сестра.
Все же без жалоб
буду ждать
по всей охоте
Хель прихода*.

Бенедикта заперли в темной узкой каморке, в которой он не мог встать в полный рост. Из маленького грязного иллюминатора падал свет, и вид потрясал, как и обещал Хейм. В груди у генерала возникла черная дыра. Хеймдалль сковали снег и лед. Почти наверняка по улицам бродят драугры, разрывая на части не успевших сбежать, заражая смертельной болезнью. Хейм мог в любой момент захватить власть в воцарившемся хаосе, но ожидал чего-то.