Бивуаки на Борнео

Желая доставить это уникальное создание в хорошем состоянии, я препарировал птицу при колеблющемся свете костра, на котором мои спутники варили в стволах бамбука наш каждодневный рис. После еды мы растянули под крышей нашего убежища противомоскитные сетки и легли, чтобы выкурить по ритуальной сигаре из зеленого табака. Именно в такие минуты мои проводники забрасывали меня самыми разнообразными вопросами о природе, о звездах, о боге, о действии ружья или карманного фонаря. Я отвечал в меру своих возможностей, сожалея при этом, что не был в одно и то же время доктором теологии, астрономии и электрофизики и не мог удовлетворить их любопытство.

Ипар всегда засыпал первым, часто с сигарой в углу рта, но Ладжанг долго лежал без сна с затуманившимися глазами, и я слышал, как он вздыхает, встревоженный обилием вопросов, которые теснились в его мозгу и не находили ответа: почему туан сказал мне, что небо — это не огромная крыша над землей, а просто толстый слой воздуха? К чему же тогда прикрепляются солнце, луна и звезды? И ведь он сказал мне, что звезды вращаются вокруг земли в пустоте, как же они не падают вниз? И если правда, что небо — это только воздух, то почему оно иногда голубое, а иногда серое? Я же хорошо вижу, что воздух вокруг меня бесцветен. Как же так? Наверное, он смеется надо мной, этот белый, рассказывая мне подобные истории.

Обычно ночи под открытым небом проходили спокойно, но на сей раз было не так. Мы все спали глубоким сном, когда зловещий треск, сопровождаемый шумом обвала, заставил нас вскочить на ноги.

— Это падающее дерево, не двигайтесь, — закричал Ладжанг.

Земля на маленькой полянке задрожала, и воцарилась тишина. На рассвете мы увидели, что одно из окружавших нас гигантских деревьев рухнуло и его верхушка находилась самое большее в десяти метрах от нашего хрупкого убежища.

— Так был раздавлен прошлым летом старший брат вождя деревни, — сказал Ладжанг.

Но нам в тот день решительно везло, так как, отправившись к своим ловушкам — под проливным дождем, как почти каждое утро, — мы нашли в них циветту, яростно плевавшую в нашу сторону, а затем великолепного фазана аргуса ростом с павлина, с радужными глазками на оперении. Я старательно снял с него кожу, а мясо отдал для бульона. Ничего себе бульон для рядового француза за сто пятьдесят тысяч франков! Именно такую цену платят зоологические сады Европы за одну из этих великолепных птиц.

Не менее удачным был и следующий день. Мы прошагали каких-нибудь два или три часа, когда услышали невдалеке шум, похожий на скрежет тяжелых ворот с ржавыми петлями. Ладжанг повернулся ко мне, его лицо сияло:

— Это она! Птица, за которой мы пришли!

Бесшумно пробираясь в кустах, мы оказались в двадцати шагах от сидевшей на нижней ветке какого-то дерева птицы, отдаленно напоминавшей попугая. Я тут же понял, что это именно тот вид, о котором меня особенно просили в музее, — ее очертания были мне знакомы по описаниям различных авторов. «Только бы не промахнуться», — думал я, стреляя. Она упала, и мгновение спустя я держал в руках — с чувством сожаления, которое испытываешь при виде сломанного красивого цветка, — эту великолепную птицу с нежно-зеленым оперением, усеянным бархатисто-черными крапинками. Это был рогоклюв Уайтхеда, названный так по имени английского исследователя, привезшего первый экземпляр редкостной птицы с горы Кинабалу в северном Борнео.

Ладжанг разделял мою радость, так как законно чувствовал себя виновником успеха, но Ипар вернул нас к более земным делам:

— Ну хорошо, вы получили вашу птицу? А теперь нужно как можно скорее вернуться в деревню: через три дня будет праздник, и мы не можем пропустить такое.

Мой хозяин часто рассказывал мне о деревне, расположенной в трех днях пути от Бангау, где много веков тому назад жили предки берау, эгоизм и злой нрав которых вызвали гнев духов.

Эти люди жили счастливо на обширной равнине, где рис и плодовые деревья росли сами по себе, а дичь в изобилии водилась совсем рядом с деревней. Они все время ели и пили и стали такими эгоистами, что даже не оказывали гостеприимства путникам, как это принято у даяков.

Возмущенные их поведением, духи леса решили наказать их. Один из них принял образ худой голодной собаки и отправился бродить по деревне. Он получал от взрослых только пинки и палочные удары, а дети забрасывали его камнями. Однажды он вошел в хижину вождя деревни, как раз когда тот кормил своих собак. Увидев это изголодавшееся создание, вождь вскричал:

— Чья это собака? Вышвырните ее вон!

Но не успел один из его сыновей протянуть руку к собаке, как она исчезла, словно по волшебству. В то же мгновение раздался удар грома, и огромное пламя охватило деревню, превращая в камень дома и их обитателей. Катастрофы избежали только те, кто находился вне деревни. Вот эти немногие уцелевшие и были предками нынешних берау.

— Ты видел эту каменную деревню? — спросил я Ладжанга.