Бизерта. Последняя стоянка

К этому утилитарному набору учительница добавила немного роскоши — резинку «Елефан», толстую и упругую, — так и хотелось крепко сжать ее в руке. Мне оставалось только хорошо заниматься, что я и делала. Хорошо, но без увлечения.

Учить наизусть историю и географию, переписав несколько строчек с доски, было скучно. Преподавание географии особенно меня удивляло. В учебнике мы разглядывали рисунки гор, равнин, долин и рек, но все это находилось во Франции.

Никто не говорил о континентах! Никаких стран, кроме Франции, не существовало!

Как-то на уроке шитья одна из учениц читала вслух и проскользнуло название «Занзибар».

— Где находится Занзибар? — спросила учительница.

— Во Франции, — ответил весь класс.

Занзибар! Так хорошо знакомое мне имя. И вскоре вся школа узнала, что маленькая русская имеет необыкновенные знания по географии!

Я была старше своих одноклассниц. Я не понимала трудностей преподавания в младших классах и ужасно скучала, но я всегда испытывала глубокое уважение к моим учительницам. Я не забыла мадам Биде, спокойную и приветливую, небольшого роста, немного полную, с грудой тетрадей, которые она уносила для проверки домой. Говорили, что ее муж, как и она преподаватель, занимался политикой. Я видела его по тунисскому телевидению в начале 80-х годов — он прибыл в Тунис с официальным визитом из Франции и был представлен президенту Бургиба как «гуманист». Я смотрела на хорошо одетого, важного старика и думала о моей первой учительнице, уже давно умершей.

Кончался учебный 1925 год, когда заболела наша маленькая Маша. С началом летней жары дизентерия была очень опасной болезнью. В то время ни сульфамидов, ни антибиотиков еще не придумали. Кажется, доктор Монастырева сделала все, что она могла, но маленькое тельце слабело. Я была около Машеньки, когда она перестала дышать. Совсем еще маленький ребенок — ей не было и года!

Папа сам сделал Маше гробик. Он пилил доски около кровати, на которой она лежала, и слезы текли у него по лицу.

Отпевание, заупокойные молитвы, небо голубое и чистое над ее могилой в отдаленном углу кладбища, где уже лежало столько русских!..

Эпидемия унесла много младенцев. Это было печальное лето 1925 года.

* * *

Русская колония в Бизерте в конце 20-х годов была достаточно многочисленна, чтобы содержать священника. На Рю д'Ажу для отца Ионникия Полетаева сняли квартиру, где одна из комнат служила церковью.

По субботним вечерам мы ходили на всенощную, а в воскресенье утром — на литургию. Жизнь вокруг церкви нас очень объединяла. Алмазов читал часы, дамы пекли просфоры и вышивали церковные одеяния, дети по очереди прислуживали. Хор сорганизовался под управлением Веры Евгеньевны Зеленой. Скрытое соперничество существовало между ней и отцом Ионникием. Очень щепетильная относительно всего, что касалось ее хора, она плохо переносила, когда батюшка призывал народ петь, не ожидая ее указаний «Пойте все», — говорил он, обращаясь к прихожанам, в то время как она, размахивая камертоном, раздавала партитуры. По праздникам много людей приходило из окрестностей.

Пасху ожидали, готовились, праздновали все с той же торжественностью. Еще в течение многих лет жили традиции. Так обычаи, перенесенные из другого века, из другого мира, приспосабливались к скромным условиям нашего существования.

Очутившись в чужой стране, наши отцы в большинстве случаев сумели установить дружеские отношения. Конечно, в нас многое казалось любопытным, хотя бы это «хождение в гости» без всякого приглашения. Просто так решали пойти к Поповым и к Зубовичам, которые, в свою очередь, благодарили, что их не забывают!

Мама, работая целый день у чужих, кончала домашнюю работу по вечерам. У нас, детей, были школьные задания. Нам было трудно ходить по гостям, но и у нас всегда был народ. Люди не семейные часто приходили провести вечер; всегда были чашка чая и пламенные споры вокруг стола. Когда не было места разложить тетрадь на столе, я писала на стуле, сидя на подушке на полу, что совсем не мешало мне решать задачи. У меня на всю жизнь осталось убеждение, что одиночество и тишина не всегда и не для всех необходимы для работы, требующей сосредоточенности. Одним из постоянных посетителей был Михаил Юрьевич Гаршин, в свое время частный секретарь греческой королевы Ольги Константиновны. В 1926 году, после смерти королевы, найдя приют в Италии, он приехал в Бизерту, кажется по приглашению брата своей жены старшего лейтенанта Л. Фон дер Ропп. Еще в Японскую войну Гаршин был серьезно ранен. Королева Ольга Константиновна в один из своих визитов в госпиталь озаботилась судьбой молодого инвалида и обеспечила ему работу. Ольга Константиновна, дочь великого князя Константина, брата Александра II, пользовалась большим уважением у русских моряков.

Много видевший, много знавший, Гаршин был интересным собеседником, хотя снисходительностью он не отличался, и многие остерегались его остроумия.

У Гаршина были исключительные сюжеты-воспоминания, связанные со множеством значительных событий. Когда он рассказывал, забывалось его искалеченное лицо.