Интересно, остался ли в живых мой родной отец? Вряд ли. На самом деле мне было все равно, и, честно говоря, весть о его кончине я восприняла бы с облегчением. Неприятно в этом сознаваться. Но ведь это не значит, что я желала его смерти? Наверно, нет. Если бы у меня был выбор, если бы я каким-то чудом могла его воскресить, я бы это сделала. Но встречаться с ним у меня не было никакого желания, мне противны фальшивые сантименты; более того, останься он в живых, это выглядело бы вопиющей несправедливостью, при том что тех, кого я любила — мамы, миссис Тэлман и дяди Фредди, — уже со мною нет.
Что он сделал хорошего в этой жизни? Зачал меня в пьяном безобразии. Избивал маму, сел в тюрьму за кражу, а выйдя на свободу, продолжал пьянствовать; явился на мамины похороны, где оскорблял меня и миссис Тэлман. Хорошо еще, что у него хватило совести не оспаривать мое удочерение. Или от него откупились, что более вероятно. Так что, если он и знал, что я, по его меркам, стала неприлично богата, он никогда не посмел бы требовать у меня денег.
Мне подумалось, что надо бы навести справки, узнать, жив он еще или нет. Когда будет время.
Я поехала дальше; погода менялась, посылая то дождь, то солнце, то мелкий снег, то слякоть. Старые дороги, которые проходили через вересковые пустоши, оказывались то заброшенными и серыми, то, в следующий момент, солнечно-яркими и свежими от лилового вереска. Сделав остановку в Хексэме, чтобы заправить «аурелию» самым качественным бензином, я получила напоминание о том, как показательна поездка на дорогой машине: если парни на заправках глазеют на нее больше, чем на тебя, значит, ты стареешь. На сей раз восторги разделились поровну. Я продолжила путь к северу.
Дэвид Реннел приехал на синем «мондео». Я купила ему бургер и газированную воду, и мы уселись в мою прогретую «аурелию»: со стороны нас можно было принять за парочку прелюбодеев, устроившую тайное свидание перед окончательным разрывом. По крыше стучал дождь.
Дэвид Реннел оказался высоким, жилистым парнем с короткими каштановыми волосами. Умница — принес пару цветных фотографий рабочих столов, которые вынесли из загадочного, некогда «совершенно секретного» помещения в сердце завода «Сайлекс». Столы были необычные. Слишком много полок. А на плоских поверхностях слишком много отверстий для кабелей. Еще он захватил несколько разъемов и розеток, которые там валялись.
— Вот это похоже на телефонную розетку, но не совсем, — сказал он.
— Так-так. Больше ничего не вспомнилось?
Я просила заранее припомнить все, что ему известно, — как в полицейских телесериалах: «даже если это, по-вашему, несущественно…»
— Я поговорил с парнем, который видел один из грузовиков, увозивших оборудование.
— Он заметил название агентства грузоперевозок?
— Названия на кузовах не было. На них вообще ничего не было написано, но, по его мнению, похоже на транспорт фирмы «пайкфрит», хотя точно объяснить он затрудняется. А сам я, к сожалению, в этом мало что смыслю.
«Пайкфрит» — это наша дочерняя фирма, одна из немногочисленных европейских компаний, специализирующихся на перевозке прецизионной аппаратуры и чувствительных приборов. При ближайшем рассмотрении видно, что их грузовики немного отличаются от обычных. А именно воздушными амортизаторами. Я просто кивнула.
— Кстати, ребята из Эссекса куда-то исчезли. И там, по-моему, все были этому рады. — (Он растягивал гласные: «ра-ады» — и это звучало очень трогательно.)
— Что за ребята из Эссекса?
— Ну, так их на «Сайлексе» прозвали. Они в основном работали в том помещении, ни с кем не общались. Но были малость нагловаты — так все говорят. В пятницу устроили большую пьянку, а в понедельник уже не объявились. И все перевезли.
Я растерялась:
— Они и вправду были из Эссекса?
— Вроде как с юга. Насчет Эссекса точно не скажу.
— Фредди говорил, на заводе видели Адриана Пуденхаута. Это так?
— Да, на той неделе.
У меня сами собой сощурились глаза:
— А ты абсолютно уверен, что это был он?
Дэвид Реннел кивнул.
— Абсолютно. Мы с ним пару раз встречались и до этого — он помогал завести машины мистера Ферриндональда и заряжал ружья, когда тот охотился.
— А он тебя заметил?
— Нет. Но это был он, совершенно точно. Как тут не свихнуться…
Мы разъехались в разные стороны. Я возвращалась в Блискрэг другим путем, но по-прежнему придерживалась живописных деревенских дорог, даже когда солнце закатилось и настала ночь. Передо мной лежало еще много миль, и мне еще многое надо было осмыслить.
Сидеть за рулем «ланчии» — это нечто.
Похороны дяди Фредди должны были состояться через три дня. У меня оставалось предостаточно времени, чтобы съездить в Лондон.
Глава 11
Сазрин-Хаус, что на Уайтхолл в Лондоне — единственное здание на этом отрезке набережной, которое еще не заняли правительственные организации. Оно взирает через Темзу на железобетонное варварство шестидесятых, комплекс Национального театра, как древний, седой стрелок — на ковбоя-выскочку. Его некрасивость по-своему живописна и примечательна какой-то гнетущей мрачностью.