Бизнес-ланч у Минотавра

Ребенок был от Кирилла: он был и оставался единственным мужчиной, с которым Лера в своей восемнадцатилетней жизни спала.

Ребенок человека, который принял деятельное участие в том, чтобы разрушить ее жизнь. Убить ее отца и бабушку. Уничтожить ее прошлое, настоящее и будущее. Прогнать ее из города.

Да, под сердцем она носила его ребенка.

* * *

Всю обратную дорогу домой в такси Федор безостановочно болтал о том, как здорово завести ребеночка, уже принялся выбирать ему имя и строил планы относительно карьеры того, кто сидел в животе Леры.

Когда они вошли в квартиру и Лера стала снимать кроссовки, Федор, не отличавшийся вообще-то галантными манерами, по-джентльменски подал ей стул и назидательно сообщил:

– Тебе нельзя перенапрягаться! Ребеночку это вредно!

Лера, и не думая садиться, заявила, скидывая вторую кроссовку:

– Я не больна, а всего лишь беременна!

Федор снова вернулся к теме ребенка, к тому, как круто стать матерью и отцом, о том, что в ее жизни все изменится с появлением на свет малыша…

Лера, пройдя на кухню, вынула из холодильника бутылку пива и, открыв ее о стол (на то, как это делать, она насмотрелась у Федора), жадно припала к ней губами.

– Тебе нельзя, Лерочка! Ты же беременна!

Выпив в один присест полбутылки, Лера вытерла губы и, икнув, сказала:

– Да, как поется в этой идиотской песне: «…беременна, но это временно». И знаешь, Федяка, это ведь на самом деле так. Потому что я приняла решение. Это ребенок человека, которого я ненавижу. Передо мной в мои восемнадцать вдруг замаячили отличные карьерные перспективы. И главное, я не хочу становиться матерью. – Поставив бутылку на стол, она сказала: – Я решила сделать аборт.

* * *

Федор бушевал и вопил, как будто ребенок был его собственный. Будь это так, Лера бы еще поняла, но ведь это ребенок Кирилла.

Наконец, поняв, что решение Леры не изменить, Федор заявил:

– Ладно, ты когда-нибудь поймешь, что сделала ошибку. Возможно, даже самую большую ошибку в своей жизни, ласточка моя. Но будет поздно!

Лера на это только произнесла:

– Свою самую большую ошибку я сделала тогда, когда влюбилась в этого прохвоста. И развесила уши, поверив всему тому, что он мне наобещал. И кстати, ты сведешь меня с хорошим гинекологом или мне позаботиться об этом самой?

Федор продолжал обрабатывать ее и даже попытался тянуть время, все надеясь на то, что Лера или передумает, или срок для аборта будет слишком большой. Лера же, отлично помня не только дни, но даже часы, когда занималась любовью с Кириллом, давно все подсчитала.

Она не только укладывалась в сроки, но с лихвой могла еще позволить себе не торопиться. Однако она приняла решение – и хотела как можно быстрее претворить его в жизнь.

Ну, конечно, в смерть, но ведь ее жизнь в последнее время только и состояла из смертей.

Мама. Отец. Бабушка. Лариска.

Теперь ее ребенок от Кирилла.

Взяв с Федора слово, что он никому ничего не скажет, Лера желала одного: чтобы наконец-то смогла похоронить своих мертвецов.

Всех прочих она похоронила, остался еще один. Тот самый, который был далеко не мертв, который плавал в ее животе, крошечный и сморщенный, и жизнь которого, так и не успев начаться, должна была закончиться.

И на ее кладбище персональных воспоминаний появится еще одна могила.

* * *

Когда Федор во второй раз заявил, что консультацию у знакомого гинеколога опять перенесли, терпение Леры лопнуло.

– Все, спасибо, Федяка! Завтра я сделаю все сама!

Крылов, не на шутку перепугавшись и поняв, что Лера не шутит, быстренько позвонил куда надо и сообщил:

– Я все уладил. Завтра в семнадцать ноль-ноль!

Лера усмехнулась:

– А почему уж тогда не в двадцать три тридцать? Думаешь, что передумаю! Ни за что!

Всю ночь она не спала, в голову лезли воспоминания. Лера то и дело ворочалась, и ее мысли все время соскальзывали на то существо, которое в ее животе ворочалось вместе с ней.

Оно же ни в чем не виновато.

А она виновата? Отец? Бабушка? Лариска?

Когда она в очередной раз прошлепала на кухню (в тапочках: привычку ходить без оных у нее как рукой сняло), вслед за ней из своей комнаты выполз взъерошенный, с заплаканными глазами Федор Б. Крылов.

– Лера, а Лера… – протянул он и вдруг заплакал.

Девушка утешала его, и когда ведущее перо отечественной журналистики постепенно пришел в себя, то сказал:

– Лера, а что, если ты его выносишь и отдашь мне?

– Что?

Лера с силой оттолкнула от себя Федора.

– Ты что несешь, Крылов? Ты что, пьян?

Журналист шмыгнул носом.

– Неделю уже ни капли в рот не брал. И до конца жизни не возьму, если ты мне ребеночка отдашь. Он тебе ведь все равно не нужен.

– А тебе? – закричала Лера. – Ты что, дурак, с ним делать будешь? Грудью кормить?

Федор Б. Крылов, похоже, уже все обдумавший, заметил:

– Ну, не надо только ерничать. Мать я найду. Хорошую, обещаю. Женюсь, остепенюсь, буду воспитывать малыша…

Это Федор-то Б. Крылов остепенится?