Бизнес-ланч у Минотавра

– И разрешите вас проинформировать, ничтожества: настоящий маньяк был арестован еще вечером в пятницу. Точнее, была арестована, потому что это женщина. И она уже во всем призналась, потому что оказалась на редкость говорливой особой, которая так и жаждет, чтобы все узнали о ее деяниях к вящей славе господней. Мой Убойный отдел уже работает над эксклюзивным репортажем об этой невероятной истории. Советую вам посмотреть, когда она уже на следующей неделе выйдет в эфир!

* * *

То, что последовало за разоблачением истинного маньяка, вернее, маньячки, было подлинной медийной истерией.

Не желая принимать в ней участия, Лера закрылась вместе с Феденькой в своем подмосковном особняке и отказалась на какое-то время от поездок в Москву, поддерживая связь по телефону и Интернету.

И там же, конечно, без дочери, потому что ей такие вещи знать было рано, Лера посмотрела полуторачасовой репортаж под названием «Вавилонские блудницы», который в прайм-тайм вышел по ее телеканалу и поведал всю правду об убийствах.

И о маньяке, который наконец-то был разоблачен.

Вернее, разоблачена.

А далее Лера велела своим адвокатам заняться тем, чтобы обелить имя отца. Он хоть и не был официально осужден за деяния, к которым не имел ни малейшего отношения, но весь город считал его серийным убийцей.

Но главное было даже и не это.

Тогда, после признаний жены физрука и того, как ее забрала милиция, Лера, решив задержаться в родном городе на одну ночь, которую провела за работой, рано утром отправилась на кладбище.

Сначала на Новое, где навестила могилу Лариски, за которой, как она заметила, никто не ухаживал. И сама расчистила ее и, купив цветы у торговок около кладбища, возложила их, смотря на поблекшую фотографию своей лучшей подруги.

– Прощай, Лариска! И извини меня за все! Наверное, тебе было суждено стать моей мачехой, и это было бы круто, но не судьба…

А затем она перешла дорогу и отправилась на кладбище Старое.

Пришлось изрядно поплутать, и Лера уже отчаялась, уверившись, что так и не сможет отыскать могилы отца и бабушки, и, проплутав около двух часов, решила было уйти – как вдруг ноги внезапно вывели ее к ним.

Они, в отличие от могилы Лариски, были ухожены, на них колыхались отцветавшие астры: Лера, как только у нее появились деньги, позаботилась о том, чтобы за могилами регулярно ухаживали.

Фотографий на двух простых крестах не было – Лера так пожелала. Как не было и фамилий, только таблички с датами рождения и смерти. Она опасалась, как бы могилы не стали мишенью местных вандалов.

Но теперь, когда маньяк был изобличен, вернее, изобличена, Лера дала себе слово, что закажет новые памятники, на которых будут и фотографии, и имена отца и бабушки.

Потому что прошлое наконец-то удалось окончательно победить. И она, хотя и спустя столько лет, похоронила своих мертвецов.

Похоронила?

Когда фильм-разоблачение вышел, собрав небывалые рейтинги и произведя эффект разорвавшейся бомбы, Лера, собрав свой Убойный отдел, сказала:

– Все мы знаем, что вы сделали невозможное, создав подлинный шедевр. За это я вам очень признательна… – И, помолчав, добавила: – Отлично, что удалось добиться пересмотра дела невинно осужденного.

Она имела в виду сына бабки-самогонщицы, зарубленной географом. Что же, видимо, в ее поездке в родной город был высший смысл: она не только отца реабилитировала и обелила его имя, отыскав подлинного убийцу, вернее, убийц, но и совершенно случайно вышла на след иного преступления и помогла невиновному.

– Об этом, прошу вас, тоже надо сделать репортаж. Думаю, получится неплохой.

Она отлично знала, что, как водится, получится убойный.

– Держите меня в курсе дела. Если будут заминки и проблемы, то сразу подключайте меня. А когда он выйдет из колонии, то поможем ему и материально, и с трудоустройством. Пусть начнет новую жизнь, если, конечно, сможет…

Остальное от нее более не зависело.

Сделав паузу, Лера добавила уже несколько иным тоном:

– Но теперь предстоит заняться обстоятельствами смерти моего отца. Потому что, вероятно, он не покончил жизнь самоубийством, а был убит!

* * *

Она помнила слова географа, теперь находившегося под следствием по факту причастности к убийству бабки-самогонщицы (он, однако, еще упорно отрицал свою вину, однако Лера была уверена: рано или поздно признается), о том, что ее отца в СИЗО кокнули.

Результаты блиц-расследования, только для нее, не заставили себя ждать. Всплыли показания патологоанатома, производившего тогда вскрытие тела отца, и помимо официального, констатирующего самоубийство, отчета составившего другой, неофициальный, исключительно для себя.

Из этого неофициального отчета следовало, что отцу сначала сломали подъязычную кость, а потом повесили, инсценировав суицид.

Читая документы у себя в кабинете, Лера то и дело плакала. Отец-то был реабилитирован, однако вернуть его к жизни было нельзя.