Мы нашли неподалеку сломанную доску. Он ударил тебя?
Нет,
говорю я. – Нет, ничего такого. Может, наступил на нее на бегу. Все случилось так быстро.
Можешь его описать? – Юликова подается вперед, глядя на меня таким взглядом, будто может распознать все мои мысли по мельчайшим непроизвольным движениям моего тела. Надеюсь, что это не так. Я неплохой лжец, но не мирового класса. В основном мне доводилось иметь дело с двумя разными видами преступников-взрослых, действия которых я мог предвидеть, и с мишенями, которыми можно было управлять. Но с Юликовой я чувствую себя беспомощным. Даже не представляю, на что она способна.
В общем, нет,
пожимаю плечами.
Юликова несколько раз кивает, будто верит моим словам. – Больше ничего не хочешь рассказать о случившемся?
Знаю, я должен признаться, что забрал пистолет. Впрочем, если я признаюсь, она обязательно спросит, зачем я его взял. Или, быть может, спросит Баррона, чем же мы занимались. За кем следили. Если он пребывает в подходящем настроении, то, возможно, даже и расскажет. Или, что еще хуже, придумает такую невероятную историю, которая выведет Юликову на Лилу куда быстрее, чем чистая правад.
Дело не в том, что я снова хочу совершать дурные поступки и лгать Юликовой. Я хочу научиться вести себя хорошо, пусть даже мне это не по нраву. Даже если я ненавижу ее за это. Просто в этот раз никак не получается.
Но вот в следующий… в следующий раз обязательно постараюсь. Все ей расскажу. Но в следующий раз.
Нет,
говорю я. – Ничего особенного и не случилось. Просто я сглупил. Впредь буду осторожнее.
Юликова берет со стола пачку бумаг, соединенных скрепкой, и с многозначительным взглядом бросает их передо мной. Я знаю, что это. Как только я их подпишу, перестану быть обычным гражданином. Я дам согласие следовать особым правилам и законам. И если я их нарушу, меня будет судить особый суд. Больше никаких присяжных. – Пожалуй, пора тебе оставить Уоллингфорд и посвятить все свое время обучению вместе с Барроном и другими.
Вы это уже говорили.
А ты отказывался,
она улыбается. Потом, выдвинув один из ящиков стола, достает платок и кашляет в него. Перед тем, как она его комкает, успеваю заметить на ткани темное пятно. – Наверно, откажешься и на сей раз.
Я хочу стать федеральным агентом и работать подсадной уткой. Я хочу…,
умолкаю.
Я хочу стать лучше. Хочу, чтобы вы сделали меня лучше. Но этого я сказать не могу, потому что это безумие. Вместо этого говорю:
Не могу сказать, что с детства мечтал вылететь из школы. И потом, соглашение о моей неприкосновенности…
Юликова перебивает меня:
Быть может, нам удастся выбить для тебя аттестат.
Думаю о том, что больше не смогу видеть Лилу, ее белокурые волосы, чуть кудрявящиеся на затылке, ее дымчатый голос – когда она говорит, я не замечаю ничего вокруг. Думаю о том, что мне не придется стискивать зубы, чтобы не окликнуть ее по имени всякий раз, когда встречаю ее на переменах. – Скоро. Хочу по крайней мере закончить учебный год.
Юликова кивает – словно бы она разочарована, но не удивлена. Интересно, почему она кашляет в платок – неужели на нем была кровь? Спрашивать как-то неудобно. Да и вообще все как-то неудобно.
Как дела с амулетами? – Интересуется она.
Достаю их из кармана. Пять ровных каменных кругов с дырочкой посредине. Пять амулетов против чар мастера трансформации вроде меня – можно подумать, вокруг просто полно мастеров трансформации вроде меня. Изготовление амулетов требует немало сил, но по крайней мере не сопровождается отдачей. Они уже около недели лежали в бардачке моей машины и ждали, пока я их отдам.
Большая редкость,
говорит Юликова. – А ты не пробовал надеть один из них и сотворить заклинание?
Качаю головой:
А если б попробовал, что тогда?
Юликова улыбается:
Ничего особенного. Камень бы треснул, а ты ужасно устал.
О,
как ни странно, я разочарован. Не знаю, чего я ожидал. Удивляясь самому себе, бросаю амулеты на стол перед Юликовой. Они крутятся, переворачиваются и позвякивают, словно монетки. Юликова долго на них смотрит, а потом поднимает глаза на меня.
Твоя личная безопасность крайне важна,
она делает глоток чая и снова улыбается.
Понимаю, что она, скорее всего, говорит эти же самые слова десяткам потенциальных новобранцев, но мне все равно приятно услышать их от нее.
Когда я собираюсь уходить, ее рука в перчатке на краткий миг касается моего плеча:
От мамы есть известия?
Юликова говорит тихо, будто и правда беспокоится о том, что семнадцатилетний парень остался совсем один и волнуется за его мать. Но я не сомневаюсь, что она пытается выудить сведения. Сведения, которых у меня, к сожалению, нет.
Нет,
отвечаю я. – Насколько я знаю, она, возможно, мертва. – Хотя бы на этот раз не лгу.
Мне бы хотелось помочь ей, Кассель,
говорит Юликова. – И ты, и Баррон очень важны для нашей программы. Мы бы хотели воссоединить вашу семью.
Неопределенно киваю.
Всех преступников в конце концов ловят – таков основной принцип этой жизни. Быть может, для правительственных агентов дела обстоят иначе. Может, их матери никогда не попадают в тюрьму. Наверно, мне стоит на это надеяться.