Но несмотря на щедрое предложение, в конце концов мы покупаем на вынос еду в китайском ресторане и едем в его квартиру в Трентоне. Баррон немного ее подремонтировал – заменил разбитые стекла, которые раньше были просто прикрыты картоном. Даже мебель прикупил. Мы сидим на новом кожаном диване, положив ноги на чемодан, заменявший кофейный столик. Брат передает мне стаканчик с лапшой.
На первый взгляд квартира выглядит лучше, чем прежде, но когда я лезу в шкаф за стаканом, вижу на холодильнике знакомый узор из бумажек для заметок – напоминания о том, какой у него номер телефона, где он живет, как его зовут. Всякий раз, когда Баррон меняет чью-то память, отдача стирает часть его собственной, и угадать какую именно, невозможно. Можно утратить какие-то незначительные фрагменты, например, о том, что он ел вчера за ужином, или важные вещи – например, воспоминания о похоронах нашего отца.
Если у тебя нет прошлого, ты становишься другим человеком. Ты теряешь самого себя, пока не остается лишь искусственно воссозданное, ненастоящее.
Хочется верить, что Баррон прекратил работать над людьми, что он держит слово, что все эти мелкие напоминания висят здесь лишь в силу привычки или на всякий случай – но я не идиот. Тот склад не мог не охраняться. Уверен, кого-то наверняка заставили «вспомнить» бумаги, которые позволили Баррону нагрузить машину всем, что душе угодно, и уехать на ней из здания, принадлежащего правительству. И потом нужно было заставить этого же самого человека обо всем забыть.
Когда я возвращаюсь в гостиную, Баррон смешивает на тарелке соус для утки с острой горчицей.
Ну, так что случилось? – Спрашивает он.
Рассказываю о маме, о ее неудавшейся попытке продать Захарову его же собственный бриллиант, и о давнем романе, который, похоже, у них был. Тут до меня доходит, что для начала придется объяснить, каким же образом мама выкрала этот самый бриллиант.
Баррон смотрит на меня так, будто подумывает, а не обвинить ли меня во лжи. – Мама и Захаров?
Пожимаю плечами. – Знаю. Странно, да? Я и сам изо всех сил стараюсь об этом не думать.
Ты имеешь в виду о том, что если б Захаров с мамой поженились, вы с Лилой были бы братом и сестрой? – Баррон хохочет и валится на подушки.
Швыряю в него пригоршню риса. Несколько зернышек прилипает к его рубашке. Гораздо больше – к моей перчатке.
Баррон продолжает ржать.
Завтра еду к одному мастеру подделок. В Патерсоне.
Поехали вместе, почему бы и нет,
хихикает Баррон.
Хочешь ехать со мной?
Конечно,
он открывает курицу в черном бобовом соусе и окунает ее в смесь на своей тарелке. – Она ведь и моя мать.
Я должен еще кое-что тебе сказать,
говорю я.
Баррон замирает с пакетиком соевого соуса в руке.
Юликова спросила меня, не хочу ли я провернуть одно дельце.
Баррон выливает соус и откусывает кусок курицы. – А я думал, раз уж ты официально не нанят, припахать тебя невозможно.
Она хочет, чтобы я убрал Паттона.
Брови Баррона сходятся на переносице:
Убрал? Трансформировал, типа?
Нет,
говорю я,
типа поужинать сводил. Юликова считает, мы отличная пара.
Значит, ты его убьешь? – Брат внимательно на меня смотрит. Потом делает вид, будто стреляет. – Бум?
Подробности мне не сообщили, но…,
начинаю я.
Баррон закидывает голову и смеется. – Раз уж все равно станешь убийцей, лучше б связался с Бреннанами. Сколотили бы себе состояние.
Это другое дело,
возражаю я.
Баррон все смеется и смеется. Теперь, когда он разошелся, его не остановить.
Тыкаю лапшу пластиковой вилкой. – Заткнись. Здесь все иначе.
Пожалуйста, скажи мне, что тебе хотя бы заплатят,
говорит Баррон, когда ему удается отдышаться.
Мне сказали, что с мамы снимут все обвинения.
Хорошо,
брат кивает. – А звонкая монета к этому приложится?
Мешкаю, но потом приходится признаться:
Я не спросил.
У тебя есть редкое умение. Можешь делать то, что другим не под силу,
говорит Баррон. – Серьезно. Знаешь, что самое главное? Твое умение дорого стоит. Его можно обменять на товары и услуги. Или на деньги. Помнишь, я говорил, что ты просто растрачиваешь его впустую? Я был прав.
Со стоном набиваю полный рот рисом – так меньше искушение вывалить его на голову брата.
После ужина Баррон звонит деду. Долго и запутанно врет насчет того, какие вопросы задавали ему федералы, и как ему удалось выкрутиться при помощи своего прирожденного ума и очарования. Дед на другом конце провода хмыкает.
Когда я беру трубку, дед интересуется, была ли в рассказе Баррона хоть капля правды.
Отчасти да,
отвечаю я.
Дед молчит.
Ладно, совсем небольшая,
в конце концов признаюсь я. – Но все в порядке.
Помни, что я тебе сказал: проблемы у твоей матери, а не у тебя. И не у Баррона. Вам с ним лучше в это дело не лезть.
Ага,
говорю я. – А Сэм еще не ушел? Можно его на пару слов?
Дед передает трубку Сэму – тот, похоже, пока не отошел от похмелья, но ничуть не огорчен, что его забросили почти на весь день.
Я в порядке,
сообщает он. – Твой дед учит меня играть в покер.
Насколько я знаю деда, на самом деле это означает, что он учит Сэма жульничать.