Born Again
стал для Black Sabbath альбомом разряда «или-или». Вы либо любите его за необычную тематику, мрачную и нереальную, либо ненавидите за то, что он агрессивно настаивает, чтобы его принимали серьезно, несмотря на наспех собранный состав. По иронии судьбы Дио — знаменитый своими готическими рок-эпосами — на последних записях с Sabbath вел группу в куда более мелодичном, мейнстримовом направлении, а вот Гиллан — снискавший не меньшую славу как исполнитель, покачивающий бедрами и поющий блюзы о плохих девчонках, — вернул обратно к хоррорно-фэнтезийным корням. От церковного органа, который наползает, словно туман, во вступлении к открывающему треку (скоростной Trashed с автобиографическим текстом о той ночи, когда певец разбил машину Билла), до сознательно пугающего двухминутного инструментала под названием Stonehenge (его автором, пусть это нигде и не указано, был Джефф Николлс, который посетил знаменитую достопримечательность во время перерыва в записи). Затем идет шумная Disturbing The Priest, где Гиллан так хохочет, что в дрожь бросает, а текст опять-таки основан на происшествии, случившемся в «Мэноре»: местный священник однажды утром постучался в дверь и пожаловался на постоянный шум, исходящий от дома днем и ночью. Это были Black Sabbath на вершине своей несносности. Там, где это работало хорошо, оставались вполне убедительные следы крови. Например, на коротком инструментале The Dark, написанном Гизером и похожем на спецэффекты из дома ужасов, который непосредственно переходит в брутальную Zero The Hero, резкой отповеди о «нуле», чья «голова намертво прибита к телевизору», но «каналы переключает чужая рука», так что он, очевидно, не заслуживает ни йоты симпатии. А вот там, где работало не очень — например, на следующей песне, Digital Bitch, повествовавшей о «самой богатой сучке в городе», чей «большой жирный папаша — денежная машина», с квазипанковскими криками на припеве и незатейливым ритмом, казалось, что мы вернулись на территорию Dirty Women. Больших, плохих и совершенно равнодушных. Знаменитое чувство юмора, отличавшее тексты Гиллана, его, похоже, покинуло. Когда позже возник слух, что эта песня — о Шэрон Осборн, они, конечно, все отрицали. Впрочем, о ком бы эта песня ни была на самом деле, чувство обиды в ней звучит на удивление реальным.Самая лучшая песня альбома, которая дает представление о том, куда бы смог дальше пойти этот состав, если бы хоть кто-то считал его не просто одноразовым проектом, — это великолепный заглавный трек: отлично продуманная вещь, с ритмом, напоминающим похоронную процессию, и поднятая на совершенно новые эмоциональные высоты потрясающим вокалом Гиллана, который использовал все свои «дипперпловские» трюки, от странных сладкозвучных криков до полузадушенных фраз, сказанных словно в сторону. И здесь к ним прибавилось что-то еще, что-то совсем другое, что ему никогда раньше не удавалось, почти реальное чувство искреннего отчаяния и умирающих страстей, которые вдруг снова загораются и в последний раз вспыхивают ярким, прекрасным пламенем, прежде чем окончательно погибнуть. Послание этой песни предназначается тем, кто «пользуется нами ради денег и славы», и звучит так, словно написано чем-то настоящим, а не бутафорской кровью, залившей весь остальной альбом.
Оставшаяся пара треков — стандартный рок-номер Hot Line и медленная баллада Keep It Warm (последняя посвящена тогдашней подруге и будущей жене Гиллана, Брон) — выглядят именно тем, чем являются: слащавыми попытками подружить звучание Гиллана — теплое, дружелюбное, «для всех» — и изуродованную личину Black Sabbath, медленную, тягучую, хеви-металлическую. Результатом стали песни-полукровки, которые на самом деле никому не нужны.