Нет, встречу с женой он представлял себе вовсе не так. Откуда в ней эта сдержанность? Отчего она, скорее, удивлена, чем рада, счастлива видеть его?
– Это точно. И куда сумасброднее, чем обычно… но теперь-то я дома.
Джина приподняла брови, и Бладшот почувствовал первые трещинки, первые разногласия. Определенно, происходило что-то не то, однако ему не хотелось с этим мириться.
– Дома? – переспросила она.
– Да, – подтвердил он. – Я вернулся.
Эти слова не подействовали.
– Вернулся к тебе.
«Да отчего же и это не действует?»
Джина просто смотрела на него во все глаза, сбитая с толку, в явной нерешительности.
– Да что же стряслось? – спросил он, чувствуя, как внутри, в душе, что-то рушится, распадается на куски.
– Оставь, Рэй. Прошлое позади.
Падение плашмя с высоты восьми этажей, с крыши отеля в Кейптауне, и то причинило меньшую боль.
Проглотив подступивший к горлу комок, Бладшот изо всех сил постарался сохранить самообладание. После всего пережитого, чтобы добраться сюда, к глазам подступали слезы.
– Что значит «прошлое позади»? О чем ты? Мы же любим друг друга.
«Пойми же, пойми», – мысленно молил он.
– Любили, но с этим же все решено, – откликнулась Джина. – Что происходит? С тобой все окей?
Что все это может значить? Она говорит так, точно они развелись, а вовсе не так, будто считала его погибшим. Ни о каком «окей» тут и речи не может быть.
– Но я же вернулся домой, – сказал он. – Я всегда возвращаюсь домой.
Секунду-другую Джина молчала, не сводя с него опасливого взгляда.
– Я не хотела, чтоб ты возвращался домой. Я хотела, чтоб ты из дому не уезжал, – отвечала она.
Старый спор…
«Нет, – подумал Бладшот, – пора называть вещи своими именами. Не спор. Довод».
Ему захотелось сказать, что и он желает того же самого. Того же самого, и более ничего… но в голосе Джины чувствовалась непреклонность.
– Но… Хартинг сказал мне, что ты погибла, и я…
– О чем это ты? Кто сказал, будто я погибла?
Тон Джины сомнений не оставлял. Она все еще была неравнодушна к нему, но любить…
Бладшот устало привалился плечом к косяку.
– Этот доктор… он впрыснул мне в кровь множество микроскопических роботов. И с памятью моей грязные трюки проделывал. Ты даже не знаешь, как трудно было к тебе вернуться. Как пришлось драться, чтоб снова найти тебя.
Еще не закончив, он понял, что говорит, будто помешанный. Самый безумный из «бывших», внезапно явившийся на порог с самым безумным бредом в ее жизни… На лице Джины явственно отразилась тревога с примесью страха – а ведь он всей душой надеялся не стать причиной ее тревог никогда.
«Нет, ты просто не желал замечать ее страха. А она волновалась, тревожилась всякий раз, когда ты уезжал. И всякий раз, когда возвращался с новыми шрамами».
Известное дело: жизнь в страхе рано или поздно становится невыносимой.
– Мама? – раздался изнутри детский голос.
Бладшот крепко зажмурил глаза.
«Ну да, разумеется, у нее и дети есть – мы же всегда этого хотели. И живет она в одном из самых дорогих районов Лондона, живет новой жизнью, с новой семьей…»
Влекомая вперед заботой о матери, к ним осторожно приблизилась красавица-девочка. Светлые волосы, глаза – копия глаз Джины… Бладшот молча глядел на нее сверху вниз. Казалось, он вот-вот отключится. Кроме Джины, у него во всем мире не было никого.
– Дейзи, милая, ступай в дом, – велела дочери Джина.
Девочка двинулась в комнаты, с подозрением оглядываясь на человека, встревожившего ее маму.
– Джина, когда ты в последний раз меня видела? – выдавил Бладшот.
– Не помню. Еще там, в Сан-Диего, – отвечала она.
– Но когда это было, Джина? – снова спросил он.
Голос звучал спокойно, тихо, хотя ни о каком спокойствии Бладшот даже не помышлял: весь его мир рушился на глазах.
– Пять лет назад.
Глаза его едва не вылезли из орбит. Не в силах постичь услышанного, он пошатнулся.
– Рэй? – окликнула его Джина. Да, она волновалась о нем, но подойти ближе, прикоснуться к нему явно не хотела.
– Пять лет…
– Мама, иди ко мне, – раздался из комнат голос Дейзи.
Ну вот, теперь он и девочку перепугал.
– Секунду, милая, – отозвалась Джина и вновь повернулась к нему. – Рэй, ты окей?
Рэй отступил назад и едва не рухнул на булыжную мостовую. Все надежды рассыпались в прах. Вместе с миром, в который он возвращался – если мир этот хоть когда-нибудь существовал.
– Хочешь, я позвоню кому-нибудь? – спросила Джина.
Он понимал, что она не имела в виду ничего подобного, однако этот вопрос был слишком похож на жестокую шутку. Позвонить? Кому? Хартингу с «Бензопилой»?
– Мама, пожалуйста!.. Мама! Мамочка!
Испуганная девочка звала все настойчивее. Словно разрываясь напополам, Джина перевела взгляд с него на дочь.
– Дейзи, пожалуйста, ступай, поиграй с братиком, – сказала она, повернувшись к дочери.
Оставаться здесь и дальше он просто не мог.
Когда Джина повернулась лицом к улице, Рэй исчез.
За спиной ее пятилетний сын взял Дейзи за руку и повел сестренку назад, в гостиную.
Глава тридцать шестая