— Ничего страшного, мама. Все в порядке, — сказала я.
— Ты так плохо обращаешься с ним, а он такой порядочный, вежливый.
Меня она никогда так не любила, как Сола.
— Но я должна защитить себя, мама.
— Ты же не собираешься его прогнать?
— Прогнать? — переспросила я.
Именно этого мне и хотелось. Я представила, будто с палкой в руках бегу за ним, как женщина на коробке со стиральным порошком «Олд-датч»: «Вон! Вон! Хочу чистого воздуха!» Если бы мне удалось от него отделаться, чувство безнадежности и беспомощности рассеялось бы как туман. Я не видела бы его осуждающих глаз, замечавших все мои недостатки и промахи, избавилась бы, от его добропорядочного, вежливого присутствия, постоянно в чем-то изобличавшего меня. Но маме я, конечно, этого не сказала. Положила на кухонный стол покупки, поцеловала ее в щеку и, помахивая сумкой, вышла из кухни. Я прошла через весь город, зашла в закусочную Либби, заказала билет на автобус до Нью-Йорка.
То был, пожалуй, самый светлый, самый счастливый час в моей жизни.
Но не забудьте, случилось это в 1960 году, когда Кларион еще оставался сонным маленьким городком и междугородные автобусы останавливались там очень редко.
— На какой день вам нужен билет? — спросила Либби. (В 1960 году одна из представительниц этого, семейства еще была жива).
— На какой день? — переспросила я.
— Междугородные автобусы останавливаются у нас по понедельникам и четвергам, Шарлотта. На какой день вам нужен билет?
Город цепко держал меня в своих когтях. Ну почему бы им не установить одинаковое расписание для междугородных автобусов и сборщиков мусора?
— На четверг, пожалуйста, на завтра.
Пришлось раскошелиться. Я получила всего восемь долларов сдачи. Но билет того стоит, решила я: он был длинный, можно даже обернуть вокруг талии. С чувством удовлетворения и исполненного долга я аккуратно его сложила.
Теперь надо найти приют до четверга. Как обидно, что Сол живет в доме моей матери. А тетя Астер ни за что не позволит остановиться у них в комнате для гостей. Пришлось отправиться в мотель «Голубая луна» — четыре доллара в сутки, пристанище для старшеклассников с сомнительными намерениями. Весь день я, не раздеваясь, провалялась на дешевом несвежем покрывале; в номере ни телевизора, ни даже пилки для ногтей. Я застыла в неподвижности, внушая себе, что это неподвижность зверя, готовящегося к прыжку.
Фабрика губной помады в нашем городе тогда еще не открылась. Поэтому, возвратясь домой после занятий, Сол уже через двадцать минут знал, где я. Всем было известно, куда я пошла: люди видели, как я бежала без пальто по улице холодным октябрьским днем, на крайней мере так ему сказали (на самом деле я шла очень спокойно). Сол появился в мотеле и два раза отрывисто постучал в мою дверь.
— Шарлотта, открой. Что случилось?
Я вдруг почувствовала себя сильной. Я ликовала. Мне хотелось рассмеяться.
— Шарлотта!.
По его самоуверенному тону было ясно: он не знает что его ждет.
Я молчала.
Вскоре он ушел.
А потом все полетело вверх тормашками. Мне стало очень грустно. Казалось, внутри что-то ломается. О, если б можно было зачеркнуть все, что я сделала в жизни, махнуть на все рукой и умереть. И когда зазвонил телефон, я бросилась к нему. Это был Сол.
— Шарлотта, перестань валять дурака.
— Не перестану.
— Ты что, хочешь, чтобы я взял ключи у миссис Бейнз и пришел за тобой?
— Не выйдет. Дверь на цепочке.
— Но я же знаю, ты не оставишь меня.
— Не оставлю?
— Ты же меня любишь.
— Нисколько.
— Наверно, все дело в твоем состоянии.
— Состоянии? В каком состоянии?
— Ты же беременна.
— Не мели чепуху.
— Меня не обманешь. Я помню, как это было у матери перед появлением на свет моих братьев. Сколько раз я… Шарлотта.
Я стала подсчитывать. Поискала глазами календарь. Календаря в номере не было. Пришлось считать на пальцах, я шепотом произносила числа.
— Шарлотта? — сказал Сол.
— Господи!
— Шарлотта, грешно поминать всуе имя господне.
Беременность подействовала на меня самым неожиданным образом. Я стала энергичной. Бегала по студии, распихивала по углам большие коробки, то и дело передвигала тяжелый фотоаппарат на скрипучей подставке, пока солдат или какой-нибудь другой клиент встревоженно не поднимался со стула:
— Это не повредит вам, мадам?
Я стала сильнее, меньше спала. Иногда далеко за полночь ходила взад-вперед по комнате. Но меня было очень легко обидеть, я могла расплакаться из-за любого пустяка. Например, из-за Джулиана.