Благие намерения

– И насчет человека, который следил за Романовыми, не забудь! – крикнул Камень ему вслед. – Нам важно его в самом начале поймать, как только он появится, а то так и не поймем, кто он и откуда. Так что ты помногу-то не пропускай.

– Ла-а-адно! – донеслось ему в ответ.

* * *

Родислав вернулся из Горького умиротворенным и расслабленным, ему очень понравилась и сама свадьба, и гости – друзья Григория, и он искренне радовался за Тамару, видя ее счастливой. Все было хорошо, и на работу он пришел в приподнятом настроении. Даже бесконечная писанина – неизменный спутник следственной работы – не вызывала в нем сегодня такого отвращения, как обычно.

Он набрасывал план следственных действий по только что возбужденному делу о мошенничестве, когда дверь распахнулась, и в кабинет ворвался Слава Сердюков, тот оперативник, который два года назад высказал Родиславу все, что думает о нем, и с которым отношения с тех пор так и не наладились.

Увидев Сердюкова, Родислав приветливо улыбнулся.

– Улыбаешься? – голос оперативника не предвещал ничего хорошего. – Сидишь, баклуши бьешь? Думаешь, если у тебя тесть генерал и большой начальник, то тебя никто тронуть не посмеет?

– Слав, ты чего? – удивился Родислав. – Не выспался? Или с похмелья?

– Я-то выспался, а вот как ты можешь спокойно спать? Ты хоть понимаешь, что ты творишь? Ты отдаешь себе отчет, что весь отдел БХСС пашет как проклятый, а ты все пускаешь коту под хвост? Думаешь, если начальник следственного отдела не делает тебе замечаний, то ты уже кум королю и сват императору? Да он тестя твоего боится, вот и молчит в тряпочку, хотя любой другой начальник на его месте тебе уже неполное служебное соответствие давно выписал бы. Ну да ничего, я не начальник, мне терять нечего, я тебе в глаза все скажу!

– Слава, успокойся. Скажи толком, что стряслось?

Родислав пытался казаться уверенным в себе, но нехорошее предчувствие накатило на него штормовой волной. За два с небольшим года, которые прошли после той ссоры с Сердюковым, стиль работы следователя Романова не изменился, ему по-прежнему было скучно, и он был рассеянным, не особо добросовестным и часто допускал ошибки и промахи, которые позволяли адвокатам успешно оспаривать в суде результаты предварительного следствия, а зачастую приводили к тому, что дела приходилось прекращать и на более ранних этапах. Да за примерами далеко ходить не надо, буквально три дня назад закончился судебный процесс по делу о хищении путем злоупотребления служебным положением, у Родислава в обвинительном заключении фигурировали семь эпизодов с общей суммой хищений в 1430 рублей, а в приговоре остался только один эпизод, самый незначительный, на 43 рубля. Оперативники землю рыли, головы ломали, придумывая, как накопать эти семь эпизодов, проявили чудеса изобретательности, а он, следователь Романов, не смог закрепить доказательства, правильно провести допросы и сформулировать нужные вопросы в постановлениях о проведении экспертиз и даже не все экспертизы назначил. Одним словом, угробил всю гигантскую работу оперов. Наверное, Сердюков из-за этого взбеленился.

– Что стряслось? А то, что Ляхов выпущен из-под стражи в зале суда!

Точно, фамилия этого расхитителя – Ляхов. Значит, Родислав правильно угадал причину гнева бывшего приятеля.

– Мы целый год бились, чтобы его на чистую воду вывести, он же ворюга, каких свет не видел, и всегда чистеньким оставался! Для нас посадить его – это был вопрос чести! Мы спать забывали, семьи свои неделями не видели, все под него копали, а ты все развалил, кретин! Недоумок! Бездельник! Ты вообще ничего не можешь, только молоденьких секретарш трахать! Думаешь, никто ничего не видит, никто ничего не понимает? Да все понимают, что в этом кабинете тебе цена три копейки, и то как кобелю, а как следователь ты вообще ничего не стоишь.

Родислав резко поднялся из-за стола и сделал шаг по направлению к оперативнику.

– Слушай, ты все-таки выбирай выражения, думай, что говоришь, – произнес он, стараясь унять дрожь в ногах.

– Я что думаю – то и говорю, хватит, мне надоело молчать и делать вид, что все так и должно быть! И выражения выбирать я не собираюсь, слишком много чести для тебя выслушивать правду в деликатных выражениях. Таким, как ты, в приличном обществе руки не подают.

Сердюков сорвался на крик, и Родислав почувствовал, что на него накатывает «это»: он плохо понимал, что нужно делать и что отвечать, его начало мутить. Единственное, что он смог, – это попытаться положить руку на плечо Сердюкова в примирительном жесте, но оперативник, недостаточно хорошо знавший миролюбивый характер Родислава, расценил этот жест по-своему – как попытку схватиться врукопашную. Он резким движением отбросил руку Романова и схватил того за грудки. Они сцепились, Родислав задел локтем графин с водой, который с грохотом ударился об пол и разбился. На грохот из коридора заглянул какой-то сотрудник, который бросился к ним и разнял. Сердюков еще продолжал что-то кричать, но Родислав уже плохо понимал, что именно, он изо всех сил боролся с подступающей тошнотой.