Благие намерения

Они вышли из электрички, которая с прошлого года ходила аж до самой Калуги и делала остановку прямо возле поселка, и чем ближе подходили к дому на улице Котовского, тем ярче картины одна другой страшнее рисовались Любе. То ей чудилось, что вот-вот навстречу им из-за угла выбежит разъяренная Тамара, скажет, что мама ее ударила или, того хуже, избила и она, Тамара, навсегда уходит из дома. То виделось, что мама заперла нагрубившую ей дочь в сарае, и теперь их ссора – это уже на всю оставшуюся жизнь, и никогда больше мать и дочь слова друг другу не скажут, и в семье навсегда повиснет тяжелое молчание. То Люба вдруг начинала бояться, что Тамара не сможет успокоить маму, и мама все это время, пока они ездили в районную больницу и обратно, плакала и убивалась, и ей стало плохо с сердцем, а Тамара проглядела приступ, посчитав, что мама опять притворяется, как с мигренью, и теперь, когда они вернутся, окажется, что мама… Ой, даже мысленно произнести это слово Любе страшно. Пока Родик шел рядом, она еще держалась, но как только он попрощался и свернул к себе на улицу Щорса, Любе показалось, что у нее из-под плеча выдернули опору, и если что-то плохое случится, она ни за что не выдержит и просто умрет от горя.

Но никто не выбежал им навстречу, и из сарая не доносилось ни звука, и кареты «Скорой помощи» рядом с домом не наблюдалось. В окнах горел свет, и со стороны дом Головиных выглядел абсолютно мирным и спокойным. Люба с колотящимся сердцем первой взбежала на крыльцо, распахнула дверь, влетела в комнату и замерла на пороге.

Мама и Тамара играли в лото. Мама не плакала, наоборот, улыбалась и двигала фишки по своим карточкам, Тамара доставала из мешочка бочонки с номерами. Волосы мамы были причесаны как-то необычно, Зинаида раньше таких причесок не носила. На плечах матери новая шаль, которую папа подарил ей на 8 Марта, на столе чайник, чашки и блюдо с домашним печеньем, пахнет выпечкой и почему-то мамиными духами. Так обычно пахло в доме, когда мама собиралась на работу и прыскала на себя из красивого пузатого флакона с сине-золотой этикеткой, но ведь сегодня воскресенье, и уже поздний вечер, даже ночь, куда же она собиралась в такое время? Однако больше всего Любу поразил тот факт, что Тамара играет в лото. Тамара – и лото? Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Тамара ненавидела любые настольные игры, хоть лото, хоть карты, хоть домино, она признавала только шахматы, и хотя сама не играла, но говорила, что шахматы развивают интеллект и играть в них очень полезно. Каждый раз, когда мама, Бабаня и Люба садились играть в лото, Тамара презрительно фыркала и говорила, что ни один уважающий себя человек не станет тратить время на такую дребедень и что когда-нибудь она просто-напросто выбросит это лото на помойку, чтобы в доме не было такого пошлого мещанства. Иногда, правда, она называла лото и карты мещанской пошлостью, но сути это не меняло.

Зина услышала шаги, подняла голову, вскочила, уронив на пол несколько карточек вместе с фишками, и бросилась к Анне Серафимовне:

– Ну что? Как там Коля? Вы его видели?

Бабаня, изумленная не меньше Любы, неторопливо села за стол, расставила чашки, налила всем чаю и рассказала Зине, что там и как. Зинаида слушала, открыв рот от напряжения, и только когда свекровь дошла до приветов, которые Николай Дмитриевич передавал домашним, прослезилась и облегченно всхлипнула:

– Ну, слава тебе господи.

– А вы тут как? – осторожно спросила Анна Серафимовна.

– А мы тут отлично, – отрапортовала Тамара. – Когда вы уехали, мы с мамой поплакали всласть, знаете, обнялись и поревели вдвоем, все-таки папу жалко, да и страшно за него было. Потом решили чем-нибудь заняться, чтобы успокоиться, и помыли маме голову, я ей прическу сделала красивую, она у нас молодец, хорошо держалась, хотя я видела, что она за папу ужасно переживает, но виду не показывает. В общем, причесала я ее, правда, красиво получилось?

– Правда! – восторженно подтвердила Люба, и Бабаня согласно кивнула, дескать, да, действительно красиво. Тамара начесала матери волосы и подняла их вверх, так, что они образовали корону, из-за чего лицо Зинаиды стало изящным и как будто даже благородным. – А дальше что?

– Ну а что дальше? Раз у мамы такая головка чудесная, надо и все остальное в соответствие привести, а то гармонии не будет, верно? Вот мы шаль нашли подходящую, духами побрызгались, и получилась у нас не мама Зина, а просто писаная картина, – закончила Тамара в рифму и сама улыбнулась невольному каламбуру. – Сели, чайку попили, в лото поиграли, вас ждали. Мама у нас мастерица по части лото, все время у меня выигрывала.

И тут произошло чудо, которого до той поры никогда не видели ни Анна Серафимовна, ни Люба: Зинаида обняла Тамару, поцеловала, прижала к себе и сказала:

– Хорошая ты у меня девочка выросла, доченька.

Тамара вырвалась и отвернулась, но Люба успела заметить, что сестра залилась румянцем.