Благие намерения

Девочек отправили спать, и Люба с трудом могла дождаться, когда они с сестрой останутся вдвоем в своей комнате. Вопросы жгли ей язык и готовы были сорваться раньше времени, но ей все-таки удалось удержаться и дотерпеть до того момента, когда за ними закрылась дверь.

– Ты что, правда плакала вместе с мамой? – выпалила Люба.

Тамара насмешливо посмотрела на нее и тряхнула головой.

– Ну прям-таки! Делать мне больше нечего, – последовал обычный для нее ответ.

– Но ты же сама сказала… – растерялась Люба.

– Ну, сказала. Ты понимаешь, – Тамара повернулась к ней лицом и опустила руки, которые уже было подняла, чтобы стянуть платье, – вы уехали, она плакать перестала, молчит, бьется вся, трясется, посинела, и я испугалась: вдруг с ней что-нибудь случится, припадок какой-нибудь. Вот я и начала выть.

– Как же это? Я в жизни не слыхала, чтобы ты плакала. Ты же всегда такая… ну, не знаю… губы сожмешь, глаза злые, дверью хлопнешь и уйдешь. Неужели ты действительно плакала и выла?

– Ой, Любка, какая ты все-таки… – Тамара ласково покачала головой. – Ну конечно, я не плакала, и выла только для вида, даже не выла, а так, подвывала. Важно было, чтобы мать заплакала.

– Почему?

– Да потому, что иначе ее разорвет изнутри, понимаешь? Она вся трясется, глаза безумные, я хотела ее уложить на диван – она не ложится, хотела, чтобы она переоделась – она расстегнуться не может. А как начала плакать – и успокоилась, и все у нее изнутри вышло. Ну, понимаешь теперь?

– Не очень, – призналась Люба.

Что такое у мамы изнутри вышло? О чем говорит Тамара?

– Все плохое должно из человека выходить. Ужас, страх, волнение – все должно выйти слезами, ну как гной выходит из раны вместе с кровью. Вот оно так и вышло из нее.

– Том, ну подожди, – Люба все никак не могла успокоиться, – что же получается? Мама думала, что ты плачешь, а ты на самом деле притворялась?

– Конечно, притворялась, – пожала плечами Тамара и начала раздеваться.

– Разве так можно? Получается, что ты врала, ты маму обманула?

– Ну и обманула, что такого-то? Я же ее обманула, чтобы ей легче стало. Мне ее знаешь как жалко было – прямо сердце чуть не разорвалось.

– Тебе? – Люба опешила. – Тебе было жалко маму? А я думала, ты ее совсем не любишь.

– Ну здрасьте, – возмутилась Тамара. – Как это я ее не люблю? С чего ты это взяла?

– Ты ее всегда дурой называешь или психичкой ненормальной.

– Во-первых, не дурой, а дурищей, – строго поправила сестренку Тамара, – а во-вторых, это же совершенно разные вещи. Да, она действительно дурища, необразованная и малограмотная, и психичка ненормальная, это тоже есть, но она же моя мама, и я ее люблю, и жалею ее. Ну да, она у нас немножко с придурью, и мысли у нее бывают бредовые, и не знает она ничего и знать не хочет, но за что же ее не любить-то? Конечно, я ее люблю.

– Том, но ты с ней всегда так ссоришься, она тебя все время наказывает, ты обижаешься, уходишь, не разговариваешь с ней, и она с тобой не разговаривает, и ругает тебя. Знаешь, я думала, что и она тебя не любит.

– Да ну что ты! – рассмеялась Тамара. – То, из-за чего мы ругаемся, – это неважно! Мы же ругаемся из-за ерунды. Вот когда она заставляет меня какой-то мутью мещанской заниматься – тогда, конечно, я встаю на дыбы и говорю, что делать этого не буду. Из-за этого я готова и поругаться, и поссориться, потому что это все несерьезно. А вот сегодня, когда нам всем было очень трудно и страшно, мне было важно помочь маме, потому что рядом с ней больше никого не было, была только я одна, и, кроме меня, помочь было некому, а помочь нужно было обязательно. Улавливаешь разницу? Я готова была даже пойти салфетки эти ваши кружевные крахмалить, если бы это помогло ей успокоиться.

– Получается, когда ты с ней в лото играла, ты тоже притворялась?

– Ну а то! Неужели ты думаешь, что мне интересно это мещанское лото? Любаша, пойми же, есть вещи важные, а есть вещи неважные. Протирать Бабанину коллекцию или отрезать носики у смородины – это не важно и не нужно, я так считаю. А сделать так, чтобы мама благополучно пережила тяжелую ситуацию с папой, – вот это мне действительно важно, и ради этого мне не жалко времени, и я готова была играть с ней во что угодно, хоть в лото, хоть в домино, хоть в подкидного дурака.

Люба задумалась и присела на краешек Тамариной кровати. Сестра уже забралась под одеяло и теперь подвинулась, чтобы Любе было удобнее. В целом то, что говорила Тамара, было понятно, но ее слова порождали у Любы новые и новые вопросы.

– Том, тогда получается, что для того, что действительно важно, можно и соврать?

– Конечно, – убежденно ответила Тамара. – И соврать можно, и притвориться, и отступиться от своих принципов.

– А как ты узнаешь, когда можно отступить, а когда нельзя? Разве можно сразу определить, что важное, а что – нет? Ради чего можно наврать, а ради чего нельзя?

Тамара вздохнула, повернулась на бок и взяла Любу за руку.