Благие намерения

– Но не всегда получается удовлетворительный результат. А я тебе уже говорил, что этика твоя – чистая наука, умозрительная, от реальной жизни оторванная. Вот что у тебя получается с позиций этой твоей чистой науки?

– У меня… – Камень задумался. – Получается, что Родислав поступил абсолютно правильно. Он сделал предложение Любе, он дал тем самым слово хранить ей верность, и он ее сохранил, не разменялся на легкую добычу, которая сама в руки шла. Получается, он поступил абсолютно этично. Только почему-то при этом получается, что он нажил себе врага. Ну, может, и не врага, если Аэлла выйдет за него замуж, но все равно он ее оскорбил, обидел. Правда, Аэлла сама поступила неправильно…

– И что же, интересно, такого неправильного она сделала? – прищурился Змей.

– Ну как что? Она предложила ему себя совершенно открыто.

– И что, это, по-твоему, неправильно?

– Конечно!

– Ну и дурень ты старый, – беззлобно сказал Змей. – Живешь какими-то замшелыми представлениями. По-твоему, если мужчина открыто заявляет женщине о том, что она ему нравится, это нормально, а если наоборот – то это уже неправильно? А как же равноправие полов? Если мужчина пытается поцеловать женщину, то это в порядке вещей, а когда женщина пытается поцеловать мужчину, это плохо? Где логика? Или у тебя равноправие полов однобокое, выполнять мужскую работу женщина может, и тяжести таскать, и сваи забивать, а выразить сексуальный интерес не моги, так, что ли?

– Знаешь, – задумчиво произнес Камень, – мне кажется, человечество придумало какие-то правила поведения именно для того, чтобы люди не попадали в ситуации, из которых нет выхода, согласующегося с принципами этики. Наверное, это находится за пределами категорий этики, просто это такие правила, которые делают жизнь людей удобнее. Вот придумали же много тысяч лет назад, что не должна женщина первой демонстрировать романтическую заинтересованность. Вроде бы и глупо, и равноправию полов противоречит, и поиск партнера сильно затрудняет, ан… Глядишь, и таких ситуаций, как с Родиславом, помогает избегать. Ведь ситуация-то безвыходная, и никакая этика тут не помогает. И миллионы мужиков в нее попадают, и крутятся, как ужи на сковородках, и не знают, как выпутаться. Не пойти навстречу – нажить врага, пойти – ввязаться в отношения, которые им на фиг не нужны. Что скажешь?

– То и скажу, что ты прав и не прав одновременно. Прав в том, что есть правила, которые находятся за рамками этики, но от этого они не становятся менее значимыми или менее правильными. А не прав в том, что ситуация безвыходная. Выход всегда есть, просто он не всем нравится. Как говорят люди, нет неразрешимых проблем, есть неприятные решения.

– И как же Родику надо было выходить из ситуации, чтобы и волки были сыты, и овцы целы? – недоверчиво спросил Камень, абсолютно уверенный в том, что такого выхода просто не существует.

– Ему нужно было принести жертву.

– Жертву? Какую? Кому?

– Ему нужно было пожертвовать собой. Видишь, он оказался в ситуации, когда надо было либо выбирать Аэллу и пожертвовать Любой, либо наоборот. То есть он эту ситуацию так видел. Но ведь там же типичный треугольник, в котором, как ты понимаешь, вовсе не две стороны, а все-таки три. Про третью сторону – про себя самого – твой Родислав благополучно забыл. Ну как же, разве мы помним о себе, когда нужно выбирать, кем пожертвовать! Тут мы очень ловко забываем, что мы тоже, так сказать, в игре, и выбираем из всех остальных, а себя из круга исключаем.

– Чего-то ты все вокруг да около ходишь, – рассердился Камень. – Говори яснее.

– Да куда уж яснее! – усмехнулся Змей. – Родислав должен был принести в жертву собственную репутацию, только и всего. Он мог сказать Аэлле, что у него были попытки сексуального опыта, но неудачные, и он теперь боится, мог сказать, что он импотент, или что у него венерическое заболевание, или что он вообще гомосексуалист. Мог? Мог. Да, он пал бы в ее глазах ниже плинтуса, да, она больше никогда не посмотрела бы в его сторону, но она, по крайней мере, не почувствовала бы себя отвергнутой и нежеланной, а может быть, даже и пожалела бы его. И Любе он бы верность сохранил.

Камень ушам своим не верил.

– То есть он должен был солгать? Ты это предлагаешь?

– А что такого? Твоя этика рассматривает такую вещь, как ложь во спасение?

– Нет.

– А зря, очень полезная штука, и, кстати сказать, совершенно безобидная, если человек клевещет на самого себя. Да, я согласен, оболгать другого человека «во спасение» – это дурно. Но самого себя-то? Да за-ради бога!

– А как же непреходящая ценность истины? Истина – это главное. Родислав ею не поступился, Аэлла ему не нужна – он так и заявил всем своим поведением. И я не понимаю, почему честный поступок во имя истины привел к таким последствиям, как обида и возможная вражда. Этика этого объяснить не может. А ты можешь?