– Это Тома подарила нам с тобой, я не утерпела и распаковала, пока чайник грелся. Правда, красивые?
– Красивые, – согласился Родислав. – А еще там что в подарках?
– Ну, там всякое… для хозяйства в основном. Можно подумать, что мы с тобой на пустом месте в новой квартире начинаем совместную жизнь. Набор посуды на шесть персон, набор кастрюль, скатерти, салфетки, рюмки. Правда, книги тоже есть. А Андрей какой молодец, Вознесенского достал! И когда только он успел? Ведь он сегодня ночью в Москву прилетел.
– У него есть знакомый спекулянт, мне Андрюха сам рассказывал, давно еще, до армии, он у этого спекулянта всякие нужные вещи приобретал. У него же зарплата была хорошая, он мог и переплачивать.
– Тогда понятно, откуда нейлоновая рубашка, – улыбнулась Люба. – И Аэлла очень хороший подарок сделала, правда? Такое белье необыкновенное – прелесть! Давай завтра его постелим, чтобы было красиво.
– Ладно.
– И браслет очень красивый. Только он, наверное, такой дорогой… Никогда не думала, что Аэлла может мне подарить такую дорогую вещь. Вот так с себя снять и запросто отдать.
– Я тоже от нее не ожидал, – признался Родик. – Широкий жест, красивый. Только я думаю, что таких браслетов у нее видимо-невидимо, благодарные клиентки ее матери без конца подарки привозят, так что и отдать не жалко. И насчет того, что над ним мексиканские индейцы обряд проводили, – наверняка вранье.
– Это точно!
И они дружно расхохотались, вспомнив заклинание против черной старухи.
– А старухи-то с тех пор в лесу действительно никто больше не встречал, – сквозь смех проговорил Родислав. – То-то Аэлла радовалась, небось ребятам вовсю заливала, что это она ее извела на корню. А те и верили.
Родислав отдал Любе пустую чашку, боль действительно стала понемногу утихать, то ли от чая, то ли оттого, что больше не было поводов нервничать: свадьба позади, а Люба ясно дала понять, что на близости настаивать не собирается. Она же обещала его убаюкать…
Он так и уснул, полусидя, держа жену за руку.
Проснулся Родислав посреди ночи, понял, что ему неудобно, стал укладываться пониже и обнаружил у себя под спиной обе подушки, а рядом увидел спящую поверх одеяла и без подушки Любу, укрытую тонким халатиком. На него накатили нежность и умиление: какая она все-таки… Самая добрая, самая ласковая, самая понимающая. Самая-самая лучшая.
– А дальше там все очень обыкновенно, – доложил Ворон, вернувшись из очередного путешествия. – Через какое-то время Люба забеременела, а в мае 1965 года умерла Анна Серафимовна, буквально две недели до правнука не дожила. Люба на похоронах с большим животом была, уж она так переживала, так убивалась по бабушке, что я даже испугался: не родила бы прямо там, на кладбище. Но ничего, обошлось. Через две недели, в самом конце мая, родился мальчик, назвали Николаем, в честь деда. Люба взяла академический отпуск на год, сидела с ребенком, потом его отдали в ясли, и она вернулась в институт. Так и учится там. Ну что тебе еще рассказать?
– Ты про квартиру, про квартиру-то скажи! Получили они квартиру?
– А как же! Как и планировали, Люба как раз только-только забеременела – и Головину дали две квартиры, для его семьи и для Любиной, Родика-то они успели к себе в барак прописать, так что все чин по чину. Правда, молодым однокомнатную выделили, у Любы тогда еще справки о беременности не было, но тут Клара Степановна проявила широту натуры. Зачем ей одной, дескать, четырехкомнатные хоромы, но и уступить их сыну, а самой жить в одной комнате она тоже не хотела, привыкла к просторам-то, вот она и предложила обмен: ее квартиру и Любину обменять на трехкомнатную для молодых и двухкомнатную для себя. Это всех устроило. Пока обмен искали, пока документы оформляли, пока переезжали – Люба уж на сносях. А тут еще Бабаня померла. Еле-еле бедная девка успела сессию досрочно сдать – и в роддом отправилась.
– Ты мне про сынка расскажи, про мальчика, – попросил Камень. – Каким он получился?
– Да кто ж его знает, каким он получился от рождения, – философски заметил Ворон. – Важно, каким он получился в результате воспитания. А с воспитанием там – полный швах! Отец в университете образование получает, мать сидит дома с ребенком, ей обе бабки помогают по мере сил, поскольку сами-то пока работают, им до пенсии еще – глаза выпучишь. Люба, конечно, справляется, она быстрая, ловкая, проворная, но ведь не высыпается ни фига! Пацан пореветь любит, особенно по ночам, а ночью любимый муж Родислав должен спать, чтобы хорошо учиться, а ребенок умолкает только на руках, вот Любе и приходится целыми ночами Николеньку таскать взад-вперед. А Родик выспится – и бегом в университет, да оттуда домой-то не особо торопится, чтобы жене помочь, все больше в библиотеке просиживает, занимается. Нет, я ничего не хочу сказать, он сыном гордится, радуется, что у него парень растет, только пусть он растет как-нибудь без него, без Родислава, без забот, хлопот и бессонных ночей.
– Ну что ж, типичная картинка, – усмехнулся Камень. – А что бабки? Как они с внуком?