Благие намерения

Энн вновь улыбнулась, но щемящее чувство, овладевшее ею, так и не прошло. Вот если бы Патрик был жив. Воспоминание о муже отозвалось в ее сердце болью. Случилось это давно – когда Саре исполнилось три годика, и горькая боль утраты с годами ослабела. Теперь о Патрике Энн вспоминала со светлым чувством грусти. Своего мужа, импульсивного молодого человека, она очень любила. Но это было так давно…

Однако сегодняшнее воспоминание о нем оказалось для Энн особенно болезненным. Если бы Патрик был жив, то с отъездом Сары она не чувствовала бы себя такой одинокой. После замужества дочери они бы остались вдвоем и, деля все радости и невзгоды, вместе шли бы по жизни.

Выйдя на площадь перед вокзалом, Энн Прентис оказалась в самой гуще толпы. Как же зловеще они смотрятся – она поглядела на выстроившиеся в ряд красные автобусы. Словно чудовища в ожидании своих жертв. Ей казалось, что они живут своей, не зависящей от их создателей жизнью.

Каким же шумным и суетливым показался ей этот мир. Все в нем куда-то спешили, о чем-то болтали, смеялись, жаловались друг другу, радостно выкрикивали приветствия, а потом расставались.

И тут вновь Энн Прентис почувствовала себя абсолютно одинокой. «Только теперь, когда рядом со мной нет дочери, я поняла, насколько зависима от нее, – подумала она. – Возможно, что и Сара зависит от меня. И в этом моя вина. Мне следовало бы воспитывать ее совсем по-другому. Нельзя же постоянно опекать молодых – у них должна быть своя собственная жизнь. Я сама должна была способствовать тому, чтобы у Сары появлялись новые интересы и новые друзья».

Энн улыбнулась, поскольку побуждать к этому дочь никакой необходимости не было: у Сары было много друзей, и в ее голове постоянно зрели какие-то планы. Она никогда не сидела на месте, всегда находилась в движении, а за осуществление своих идей бралась уверенно, получая при этом огромное удовольствие. Сара обожала мать, но, как свойственно большинству взрослеющих дочерей, относилась к ней с некоторым покровительством.

Насколько пожилой казалась сорокаоднолетняя Энн дочери? Сама себя она старухой никак не считала: изредка пользовалась косметикой и на людях всегда появлялась в красивых платьях, надев на шею тонкую нитку жемчуга.

– И почему мне в голову лезут такие глупые мысли? – глубоко вздохнув, вслух сказала себе Энн. – Наверное, это связано с проводами Сары.

Как бы в этом случае сказали французы? Partir, c’est mourir un peu[1].

«Да, так оно и есть… Сара, увезенная скрежетавшим по рельсам поездом, стала для меня почти что мертвой, – подумала Энн. – И я для нее тоже. Странная вещь – расстояние. Теперь мы с ней разделены в пространстве…»

Сара живет одной жизнью, а она, Энн, – другой. Своей собственной.

И тут на смену грусти к ней пришло радостное волнение: отныне она сама может решать, когда ей вставать и чем заниматься весь день. Просыпаться она будет рано, завтракать в постели, а по вечерам ходить в кино или в театр. Или же она может сесть на поезд, уехать за город и бродить среди деревьев, любуясь природой…

Конечно, делать все это Энн могла бы и раньше, но когда ты не одна, то всегда приходится считаться с интересами того, с кем живешь. Но, с другой стороны, Энн очень нравилось, что Сара не сидит дома, а все свое свободное время старается быть с друзьями.

Каждая мать должна быть счастлива, что ее ребенок растет живым, общительным и многим интересуется. Наблюдая за Сарой, Энн Прентис словно переживала вторую молодость. Но уже без тех волнений и проблем, с которыми она сталкивалась в юности. Ведь она теперь знала, что на многое из того, что когда-то ей доставляло неприятности, внимания можно и не обращать.

«Нет, правда, мама, это так серьезно! – сверкая от волнения глазами, порой говорила Сара. – Пожалуйста, не улыбайся. Надя уверена, что от этого зависит ее будущее!»

Но человек в сорок один год уже знает, что будущее человека очень редко зависит от того, что едва не произошло с ним в юности. Жизнь гораздо объемней и сложней, чем это кажется молодежи.

В годы войны, работая санитаркой в лазарете, Энн впервые поняла, как много могут значить такие, казалось бы, пустяки, как зависть и ревность, жесткий воротничок или кровяная мозоль на ноге. Все эти мелочи доставляли ей такое беспокойство, что она порой забывала, что находится на фронте и в любой момент может погибнуть. Тогда же юная Энн впервые столкнулась с непостоянством человеческой натуры и узнала, насколько трудно отличить хорошего человека от плохого. Вынося с поля боя раненого, она проявляла удивительную для себя храбрость, но иногда тот, ради кого она рисковала жизнью, крал у нее какую-нибудь красивую безделушку.

Там, на войне, Энн поняла, насколько сложен человек во всех своих проявлениях.

От грустных мыслей ее оторвал резкий гудок проезжавшего мимо такси. «Чем же мне теперь заняться?» – подумала Энн Прентис.