Благие намерения. Мой убийца

– Мой дорогой Дик, когда речь идет о деньгах, я не доверяю тебе ни на йоту. Но ты будешь мне платить – за молчание.

Я не стал обращать внимание на столь вопиющую неблагодарность, как и на тот факт, что он уже доверил мне сотню фунтов и свою жизнь, и воспринял сказанное как шутку. И все же мысленно я поставил «галочку»: судя по всему, Алан способен меня шантажировать.

– Так или иначе, – продолжил я, – это твой единственный способ добраться до своего имущества. Послушай, мы уже пришли к общему мнению, что ты вряд ли сможешь прикоснуться к деньгам, не выдав при этом свое местонахождение. Даже если ты будешь за границей. К тому же те страны, что подходят – а их немного, – не соответствуют твоим завышенным культурным вкусам. В результате все останется в банке. Не знаю, что сделают с твоими личными вещами; вероятно, они будут на хранении, пока суд не признает тебя умершим. А для этого нужно представить доказательства.

– Все, конечно, здорово, – дальновидно заметил Алан, – но насколько мне известно, причем из первых уст, мое завещание уже готово, и я не оставил все свои сбережения тебе. Мы ведь не можем его переписать? Или можем? То есть разве его не нужно подписывать в присутствии двух свидетелей? Даже если мы привлечем Аниту и, понятно, тебя…

– Я не могу быть одновременно и свидетелем, и выгодоприобретателем, – разъяснил я элементарный вопрос права.

– Тогда все еще хуже, – сделал вывод Алан, – потому что если собрать в одной комнате Фарли и Аниту, они сцепятся, как дикие кошки, и дело действительно закончится моим летальным исходом.

– Твое завещание, если я правильно помню, составлено на трех листах. На первом есть стандартные вводные пункты по поводу аннулирования предыдущего завещания, потом то, что ты в здравом уме, назначение исполнителей, которые расплатятся с твоими долгами, и так далее. Там стоит твоя подпись. Только твоя. Третья страница почти пустая, за исключением твоей подписи, фразы о засвидетельствовании оформления документа и подписи свидетелей. А вот на второй, где зафиксирована основная суть – кому достанется само наследство – тоже стоит только твоя подпись.

– Ты сможешь их открепить?

– Легко и просто. Они скреплены лишь кусочком зеленой ленты.

– Так ты намерен подделать вторую страницу?

– Мне не нравится этот термин. Я намерен ее доработать. Не бери в голову. Фактически ее просто переписывают те же люди, которые составили завещание изначально. Потом ты поставишь подпись, и мы снова все скрепим.

– Как-то очень легко. Выходит, ты привык видоизменять – скажем так, во избежание жестких терминов – завещания своих клиентов? Что может тебя остановить?

– То, что страницы должны быть подписаны. И элементарная честность.

– Хм-м! На мой взгляд, первая причина более существенна. Да ладно, не сердись. Шучу. А эти «дорабатывающие» люди, или как ты их там называешь, не заметят в твоем плане недоработку?

Я проигнорировал его мальчишеский юмор и снова заверил, что переделывать часть документа – не такая уж редкая практика. Переживать не следует. Естественно, я разберусь с этим вопросом крайне аккуратно.

– На мой взгляд, намного сложнее, – продолжил я, пока Алан не успел выдвинуть еще какие-то возражения, – устроить твою смерть. В ней должны убедиться не только коронер и присяжные, но и наш назойливый инспектор Вестхолл. Даже если мы обзаведемся свидетелем, трудно будет объяснить отсутствие тела.

– А я настаиваю! На отсутствии тела, я имею в виду, – сухо отреагировал Алан. – У тебя уже есть план?

– Более или менее. Хотя не в деталях.

К моему удивлению, он невозмутимо заявил, что мне нужно все обдумать и сообщить, когда все будет готово в деталях. В каком-то смысле он оказался прав. Когда я предоставлен самому себе, голова соображает яснее. К тому же моя выгода лишь преумножалась. Теперь я не только спасал его жизнь. Я его уничтожал и возрождал заново, и ему придется меня слушаться вечно. Хотя я не собирался до поры до времени ставить Алана в известность, причин отдавать больше, чем его прибыль, я не видел. Если капитал исчезнет в одночасье, это вызовет подозрение. Сначала денежные переводы должны идти в ограниченных объемах. А вот потом…

Глава 6

Позвольте еще раз подчеркнуть, что до этого момента я не раскаивался в своих действиях. Я справедливо отметил равнодушие Ренвика и показал, как легко он относился к совершенному убийству. Но при этом понял, что почти невозможно показать другую сторону медали: продемонстрировать, каким образом он вызвал мое сострадание и расположение. Почему-то в те выходные, даже обладая всей информацией, я не мог думать о нем плохо.