– Послушай, случилось что-то серьезное, американская пресса пишет: Стросс-Кан арестован за изнасилование.
Он подскочил, потом прислонился к спинке кровати и схватил свой айфон. Ни единой насмешки над соперником. Франсуа уже обдумывал, что следует предпринять.
– Невеселая новость, это может подстегнуть Мартин Обри, она ведь тоже была его соперницей в лагере социалистов.
Наши телефоны раскалились: звонили люди из ближайшего окружения Франсуа и журналисты, ждавшие от него заявления. Мы почти всю ночь не сомкнули глаз. Каждый знал, какое безумие сейчас начнется в СМИ, как оно будет разрастаться, словно снежный ком, и тысячи журналистов, настоящих и фальшивых интервьюеров при поддержке сотен самоуверенных комментаторов станут расцвечивать подробностями эту историю. Неведомо откуда появились эксперты, часами показывали прямые репортажи: вереницы машин с затемненными стеклами, повторяющиеся двадцатисекундные сюжеты, – а тем временем взбесившаяся медиамашина штамповала и множила непроверенные слухи. Я и представить себе не могла, что вскоре сама окажусь в центре всего этого безумия.
Франсуа был совершенно выбит из колеи. Он уже составил план своей кампании против Стросс-Кана, теперь же следовало все выстраивать заново. Как он и опасался, раздались голоса, призывающие отменить праймериз и выдвинуть единого кандидата от Социалистической партии – Мартин Обри, первого секретаря.
Первым, кто рьяно бросился отстаивать эту идею, был некий выдвиженец из парижского пригорода. За несколько дней до этого он ужинал у нас вместе с женой. Он тогда заявил, что был бы за Стросс-Кана, но если тот баллотироваться не будет, он поддержит Франсуа, ни в коем случае не Мартин Обри. В тот вечер он раскритиковал Обри, сказал, что “у нее нелады с психикой”. Кандидатуру Франсуа он воспринимал как второстепенную, но его искренность мне понравилась. А он с ошеломляющим проворством переменил свою позицию. Не понимаю, как можно так легко предавать. Я написала ему все, что думаю. Однако это лишь слабый пример поведения человека в серпентарии, именуемом политикой.
В тот вечер он раскритиковал Обри, сказал, что “у нее нелады с психикой, она неуравновешенная” и осуждает его поведение в частной жизни. Кандидатуру Франсуа она воспринимала как второстепенную, но ее искренность мне нравилась. А он с ошеломляющим проворством переменил свою позицию. Не понимаю, как можно так легко предавать. Я написала ему все, что думаю. Однако это лишь слабый пример поведения человека в серпентарии, именуемом политикой.
Сеголен Руаяль тоже пошла на первичные выборы, и это осложнило ситуацию… Приближался конец 2011 года. До последней минуты Франсуа был уверен, что она отступится. Он ошибся. Пресса наслаждалась схваткой двух “бывших”. Первичные выборы грозили перерасти в невероятный поединок, реванш за 2007 год, за неудачную кампанию и расставание.
Противостояние внезапно приняло новый оборот. Сеголен Руаяль была беспощадна и, выступая на телевидении, заявила: “Назовите мне хотя бы одно реальное достижение Франсуа Олланда за тридцать лет в политике”. Она перегнула палку, и это развязало руки Франсуа. Он никогда не парирует удар, зная, что общественное мнение не одобряет лобовых атак. Да к тому же детям пришлось бы пережить неприятный момент. Когда они приходили пообедать или поужинать на улицу Коши, тема не обсуждалась. По крайней мере, в моем присутствии.
После первого тура на дистанции остались только Франсуа и Мартин Обри. Включив в машине радио, я услышала, что Франсуа заключил соглашение с Сеголен Руаяль. Она поддержит Франсуа во время кампании и будет агитировать своих сторонников голосовать за него. Я не поверила своим ушам и едва не врезалась в идущий впереди автомобиль. Мне Франсуа ничего не сказал.
Я поняла, что Франсуа не способен трезво оценить ситуацию, даже если она совсем простая. Мне известно, что именно попросила у него в обмен на содействие Сеголен Руаяль, в том числе и в денежном выражении. Уверена, что она не прогадала.
Я в Твиттере поздравила ее с “бескорыстным и честным союзом”. Моя ирония была понятна только узкому кругу людей. Тогда я думала, что ради спокойствия должна безропотно принимать все уловки и недомолвки Франсуа, просто не обращать на них внимания. Сегодня я знаю цену лжи. И больше не стану терпеть.
И все же я внимательно наблюдала за избирательной кампанией Франсуа, как влюбленная женщина, которая, словно привязанная, следует за любимым мужчиной. Я была с ним в его мечте. Я с ним, но не он со мной. К началу осени 2011 года кампания по первичным выборам уже набрала обороты. Я ушла из своей политической программы и стала брать интервью у деятелей искусства – все на том же канале. Моя новая программа называлась “Путевые заметки”. Я беседовала с певцами, художниками… Франсуа ни одного выпуска не видел. Когда я заговорила о передаче, он спросил:
– Что за “Путевые заметки”?