Благодать

– Вашему цеху повезло: у вас евреи есть. Не то, что у нас – тихони одни! – завидовали нашему цеху во времена бесчисленных забастовок в девяностые годы. – Ваш Юра Канцлер ка-ак выйдет, ка-ак выскажет начальству всё, что о них думает, прямо в харю им, в харю!.. Как он в прошлый-то раз этих поддел, а! Это ж талант надо иметь, чтобы вот так язвительно, но в то же время культурно, чтобы не подкопаться было на предмет оскорблений. А наши только и могут молчать-молчать, а потом выдать какую-нибудь ерунду типа: «Я тя щас на ломти порву!». Ага, напугали вы этих лярв, как же, порвёшь их.

Примитивное сознание начальства из Управления при столкновении с самими речистыми активистами из профсоюзов, которые ну ни как, панимашь, стервы такие, не желали работать по шесть-семь месяцев без зарплаты, ничего лучше не придумывало, как только старалось просто подметить, напомнить, так, на всякий случай: «Да вы часом не евреи! Как посмели, кто дал право?!.. Нет, ну точно – евреи». То есть и возмущение, и какое-то скрытое восхищение одновременно. Потому что если нашему отечественному еврею чего не нравится, он тут же об этом заявит, обратит на это внимание, пусть даже намёками или открыто и весьма ядовито. Он молчать не будет! И все сразу: «А чего это он так наше кабинетное жульё-ворьё костерит и не боится? Ему что, больше всех надо?.. Ах, да он же – еврей». Мол, мы-то так не сможем, мы-то лучше промолчим, нам ничего не надо, мы люди не требовательные, нам лишь бы зарплату за позапрошлый год выдали и цены на водку и туалетную бумагу на двадцать копеек не повысили…

И не любят их потому, что русский еврей (да-да, именно русский – такое вот самобытное явление) обладает всеми теми чертами характера, которые так необходимы для выживания в России. Хитрость и пронырливость в хорошем смысле этих слов – куда у нас без них? Кто в России не боится критиковать вечно вялые и неповоротливые власти, кто осмеливается требовать лучших условий жизни? Русский мужик? Да Боже упаси! Русский человек, как вол, тянет на себе и вороватую власть, и тяжёлую свою долю, и что показательно – молча. Разве только в адрес своих близких чего рявкнет и надаёт оплеух жёнам-детям, чтобы не доставали своими мелочными нуждами, разве изредка когда возмутится, начнёт бодаться с внешним миром – опять-таки молча или грозно мыча что-то невнятное, – да и насадит на рога всегда не того, кого было нужно, кто на самом деле был виновен в создании тяжёлого положения. Потом невинно убиенных торжественно снимают с рогов и причисляют к рангу страстотерпцев, а посмевшие позволить себе выплеснуть свою многолетнюю ярость каются в содеянном и посыпают голову пеплом.

«Они там в США расизм хотят победить, а у нас люди одной расы чего-то делят и никак поделить не могут», – смущённо думал иногда Иван Ильич про далёкую Америку, где теперь жили его дети. То есть, как человек образованный, он всего этого не принимал. Но сейчас почему-то остро почувствовал какой-то необъяснимый дискомфорт и тревогу от узнанной информации относительно своего имени. Еврейский вопрос в России нынче был неактуален: его вытеснило противостояние на Северном Кавказе. Былого пыла нет, да и вообще давно замечено, что антисемитизм во втором – третьем поколении слабеет. «Морда жидовская» окончательно уступила место просто «морде нерусской». «Морда кавказская» как-то не прижилась. Жидовская – это грубо и оскорбительно, а кавказскими могут быть и очень хорошие явления жизни, например: вина, курорты, кухня. А если говорят «морда», то непременно надо к ней дальше присовокупить что-то хамское. А что может быть хамского в таком величавом слове, как «Кавказ»? Что касается еврейства, то про многие желательные качества в человеке скажут «еврейский ум», «еврейская пронырливость». Никак не жидовская. Есть даже такие русские люди, которые даже не догадываются, что слова «жид», «жидовский» имеет отношение к евреям. Они крепко уверены, что всё это производные от слов «жадный» или даже «жидкий, жиденький».

Но всё же осталось некое смутное от давности веков убеждение, что «если в кране нет воды – значит, выпили жиды, а если в кране есть вода – значит, жид нассал туда». Как-то несравненно легче живётся, когда кто-то чётко обозначил конкретных виновников твоих бед и лишений. И этот «кто-то» сразу становится таким дорогим и заботливым, ну прямо, как отец родной, так что невольно начинаешь с радостью выполнять любые его команды. И чем мы умнее собак Павлова?..

* * *

«Да что ты так разнервничался? – сказал Ивану Ильичу его внутренний голос. – Ты же Иван, а тут Иоанн! Мало ли, какие могут быть нюансы. И вообще, сейчас в книгах столько опечаток, что ещё и не такое можно вычитать».

Этот довод как-то слабенько подействовал на Ивана Ильича, но всё-таки он немного успокоился.