— Я сегодня добрая, — сказала Люба так, что в ее словах стоило усомниться. — Мы немного поссорились, ну, я и подумала, что он решил таким образом загладить, так сказать, и искупить.
— Мог бы, в таком случае, хоть в Сочи пригласить на крайняк. Да, и что там, говоришь, за девка от него звонила?
— Да какая разница? Кать, ну ты же его совершенно не знаешь! —
— Это, наверное, та самая
— Не знаю, что сделала бы, если б не позвонил. Я тут на стенку лезла с тоски.
— С тоски? —
— Ну да. Просто когда его нет рядом, я…
— Так значит, не приедешь? —
— Нет, не могу. Ты точно не злишься?
— Да Бог с тобой! —
— Ладно, скажу. Благодать.
— В смысле? — опешила Катя.
— Да село так называется. Ну, не чудо?
— Ага. Коровы, надо полагать, гадят гладиолусами, а свиньи благоухают живаншой какой-нибудь… — Катя осеклась.
— Знаешь, мне иногда кажется, — заледеневшим тоном сказала Люба, — что некоторые люди смердят, как свиньи, только вонь эта у них в душе. Тебе такое никогда в голову не приходило?
— Прям кружок юннатов, — ответила Катя под аккомпанемент коротких гудков в трубке.
Катя прошла к дивану, и рухнула на него ничком. Она мяла руками подушку и плакала, орошая ее слезами и терзая все сильнее, пока маленькие катышки свалявшегося поролона не стали высыпаться из швов. Это странным образом подействовало на нее успокоительно. И даже пробудило желание заняться уборкой – чем не способ привести нервы в порядок? Впрочем, дотащив пылесос из кладовки в комнату, Катя оставила его у стола. Да просто тетрадка эта на глаза попалась.
Она подняла стул, присела, развернула тетрадь. Голова кругом шла ото всех этих кровохлебок и тысячелистников, елдунов и сморников. Веки наливались тяжестью, и строки рукописи вновь колыхались спокойными волнами, и Катя снова отдалась их убаюкивающему покачиванию, и еще думала, что наверное что-то такое есть то ли в тексте, то ли в расположении самих букв, что действует на нее словно гипноз, напоминая то состояние, что… что ощутила, будто медленно проваливаясь под взглядом Аленушки, и был еще там странный такой мужик, и село, и какие-то лоснящиеся штуки, расположившиеся неправильной окружностью среди жухлой травы, вокруг грубого замшелого строеньица на отшибе, и переменчивые тени, и рвань облаков в низком небе.
2
Сны были скорее нелепыми, чем страшными.
Приятными отчасти. Катя заорала во весь голос, когда проснулась и обнаружила, что обмочилась. И объяснила себе сей неожиданный факт больше нежеланием покидать сон, чем благоприобретенным энурезом.
Вспомнила – вскользь – о ссоре с Любой, и пожалела – слегка, походя, - о случившемся. Будь в ее власти повернуть время вспять, она нашла бы способности более практичное применение, чем пытаться вести себя с подругой по-другому. Та ведь сама достаточно часто обижала – и унижала даже – Катю только оттого, что та попалась под руку. Так нечего забивать себе голову терзаниями угрызений совести. Забудется.
Катя торопливо обмылась под душем, нагишом прошлепала в комнату, влажным банным полотенцем протерла стул и пол под ним – в нос шибануло терпко. Потом накинула халат —
Она развернула тетрадь и потянулась за первым пирожным, вскользь подумав, что мама наверняка выразила бы недовольство подобным способом поглощения пищи, скорее заполнявшей тяжестью желудок, чем возбуждавшей вкусовые рецепторы.
3