Благодетель и убийца

— В полном. Максим Никифорович, в больнице представитесь внуком. Сейчас вернусь.

Жора удивился, когда я снова набрал его. Услышав про Фурманшу, он совсем не возмущался и довольно спокойно согласился принять ее. Но даже эта странность мне была уже безразлична — я хотел, чтобы меня оставили в покое. Вскоре я смог вернуться в свою комнату и насладиться тишиной, но там обнаружил Марка Анатольевича.

— Вы молодцы, что даже с такими людьми не теряете самообладания. Я бы давно вышвырнул эту наглую морду.

— Это моя работа.

— Вы еле стоите. Простите, это я вас заразил. Не стоило возиться со мной. Лягте скорее, что же вы?

— Извините за мой вид…

— Бросьте это. Давайте вот как сделаем: сейчас заварю вам чай с мёдом и сбегаю в аптеку.

— Не стоит, вы и половины пузырька микстуры не израсходовали, да и таблеток хватит. Аптечка под столом. Я, наверное, задерживаю вас.

— Нисколько. У меня сегодня только одна лекция третьей парой.

Юрский ещё немного посидел со мной, пока я не уснул. Он не донимал меня расспросами, а читал какую-то свою книгу вплоть до того момента, пока не пришла пора уходить. К вечеру, хоть температура не опускалась ниже тридцати семи, мне стало несколько легче. В то же время вернулся из университета Марк Анатольевич, а еще позже Поплавский и заявил, что Гуськов благополучно прооперировал Евдоксию Ардалионовну, хотя вид у него был чересчур озабоченный. Около восьми вечера в дверь позвонили. Из коридора я услышал знакомый голос.

— …он дома?

— Дома, но неважно себя чувствует. Вы в гости или по делу?

— Я забыла вернуть его вещь. Вы могли бы передать ему?

— Разумеется.

— Спасибо. Тогда… пойду, пожалуй.

Я спешно вышел из комнаты и застал Юрского со свёртком в руках и Веру, уже наполовину высунувшуюся за пределы квартиры.

— Лев, стало быть, это ваше.

— Да, спасибо, — я принял от него кофту, — добрый вечер, Вера.

— Добрый. Простите за это, я слишком поздно спохватилась, а потом возвращаться было неудобно. Поэтому заехала сейчас, после учебы.

— Не извиняйтесь, я даже не заметил. Может, выпьете чаю? Кажется, вы совсем продрогли, — ее голова была припорошена снегом, и даже в помещении она держала руки в карманах, пытаясь согреть.

— Не откажусь от кофе.

— Марк Анатольевич, присоединитесь?

— Нет-нет, у меня с этими студентами совсем не хватает времени. Примусь-ка я за работу. Рад был знакомству, Вера.

— Взаимно, — она улыбнулась ему так же, как и вчера ночью. Через пару минут мы уже сидели у меня.

— Ваш сосед сказал, что вы заболели.

— Вы не боитесь, что кофе на ночь неполезен?

— Вы не ответили на мой вопрос.

— А вы — на мой.

Она явно не ожидала такого выпада с моей стороны и удивленно посмотрела на меня.

— Извините. Да, я заболел и раздражён. Терпеть не могу это беспомощное состояние. — Тем более, в больнице дел невпроворот, а все это выбило меня из колеи.

— Все в порядке. Я знаю, что кофе на ночь лучше не пить, но не могу отделаться от этой привычки. Считайте, вы спасли себя от нежданного постояльца, иначе я могла бы уснуть прямо на стуле.

— Вы устали, Вера.

— Вы тоже. Хорошо, что мы друг друга понимаем. А ваша простуда… может, организм намекает вам, что нужно сделать передышку. Кстати, вы уверены, что мне стоит здесь сидеть?

— Боитесь заразиться?

— Нисколько — я никогда не болею. Но вы ослаблены, — фраза эта не была брошена из вежливости, скорее, наоборот. В ее взгляде я вдруг увидел заботу, и меня это тронуло.

— Я чувствую себя сносно. Не сомневайтесь, что дам вам знать, если захочу отдохнуть.

Недолго мы посидели в тишине, но никому из нас она не показалась неловкой. Я заметил, что Вера с интересом смотрит на мои книги, а я невзначай поглядывал на неё. Поверх вчерашней блузки она набросила чёрный мешковатый свитер. На контрасте с ним выделялось тонкое ожерелье из маленьких жемчужин.

— Марк Анатольевич, ваш сосед, он кто?

— Профессор философии МГУ.

— Он живет один?

— Один. Его жену репрессировали в тридцать восьмом. Она была главбухом на каком-то заводе, где разрабатывали и производили стратегически важное оружие. Когда произошла утечка засекреченных данных о растрате государственного бюджета, ее тут же объявили виновной и без суда и следствия расстреляли.

— А дети?

— Знаю, что у него есть сын, но они не общаются. Когда люди узнали, что его мать «враг народа», он тут же вылетел из института. После этого винил во всем отца. Да и сам Юрский лишился, пожалуй, всего кроме работы. Некоторое время его допрашивали, но быстро отпустили. Их квартиру тут же опечатали, а все имущество конфисковали. Он поселился здесь ещё задолго до меня.

— Какой ужас…

— Он замечательный человек, преданный своему делу. Порой мне бывает его очень жаль, но я знаю, что он бы не хотел ощутить эту жалость на себе.

— Кажется, вы с ним дружны.

— Он единственный здравомыслящий здесь человек, относится ко мне по-отечески и общение с ним более, чем занятное. Да и, в силу схожести наших историй, мы быстро нашли общий язык.

— Что вы имеете в виду?