Благой порыв

- Он тебе не друг, – предупредила Анна тогда.

Арсений же беспечно отмахнулся.

– Ну, не придумывай!

А вскоре навестил Арсения ради спасительной беседы тот симпатичный лейтенант Валерий. Анне об этой встрече Арсений тоже рассказал, но шутливо, как и впрямь о профилактической опеке органов, ни словом не обмолвившись об угрозах в ее адрес. Однако Анна явно усомнилась, что разговор мог быть дружеским. Особенно после того, как Арсений затолкал пишущую машинку в холщевый мешок, оставшийся еще от бабы Дуни, и куда-то собрался унести.

– Кто настучал? – опять же спросила Анна уже в дверях.

– Догадываюсь, но точно не могу сказать, – ответил Арсений. – Нам лучше пока не встречаться. На всякий пожарный случай.

В доме Касьяныча Василий впервые после ссоры подошел к ней. Она стояла у порога и разглядывала гостей.

– Как живем? – спросил Василий.

– Ничего живем, – ответила она, не глянув на него.

– Арсения не было, – доложил он. – Уже несколько дней.

Она вопросительно уставилась на него, и Василий объяснил:

– Его теперь Римма на шаг от себя не отпускает. Опекает, как малого ребенка.

– Ты донес? – прямо спросила Анна. – Насчет статьи.

– Да ты что?! – аж отскочил от нее Василий.

И так засуетился, что стало его жалко. Стоит бледный, шариковую ручку сует.

– Выколи мне глаз, коли так.

А с Риммой и впрямь что-то непонятное творилось. Арсений даже пугливо терялся, с таким обожанием она стала к нему относиться. Какой уж он подвиг совершил, чтобы этакий-то восторг заслужить! Но Римма вела себя так, будто отныне для нее никого не было на свете, кроме Арсения, и ему она решила посвятить себя до последней минуты – а точней – секунды! – своей жизни. Что только пылинки не сбивала с плеча, а так охватила обложной опекой, готова была растаять, – по ее словам, – коль он того захочет.

В семье Римма чувствовала себя все хуже. Мать еще как-то терпела, хотя презирала ее мещанскую, обывательскую суть – хрусталь и ковры в доме выводили девушки из себя. А с отцом вообще говорить не могла, его твердокаменные взгляды бесили ее, она тут же начинала кричать, впадая в истерику. В те годы возникла тема «отцов и детей». Партия, как это всегда делала, тут же заклеймила болтунов и заявила, что в социалистической стране такой проблемы нет и быть не может. Легче сказать «нет» и кулаком ударить, чем разобраться в сути. А ведь со времен Адама и Евы дети считали себя умнее родителей. Уж так оно повелось.

Однажды Арсений вернулся вечером в общежитие и не обнаружил своих вещей. Сосед по комнате объяснил, что приходила Римма, все добро Арсения уложила в дорожную сумку и уехала на такси, оставив адрес. На столе белел клочок бумаги, Арсений взял, ворча на соседа:

– Ты чего смотрел?

– Разбирайтесь вы сами, – отмахнулся сосед. – Я тут при чем?

Пришлось ехать по адресу. Арсению дверь открыла радостная Римма и затащила за руку. Он оказался в уютной однокомнатной квартире.

– Мой руки и садись, – приветливо сказала Римма, указывая на праздничный стол. – Будем справлять новоселье.

Как выяснилось, тетка Риммы уехала на Север, завербовавшись на два года поварихой в какой-то поселок газовщиков. Откуда-то узнала, что там шибко не хватает женщин, а ей катило под сорок и ей светило среди голодных мужиков стать завидной невестой. Мечта заведет куда угодно, если она разгорелась не на шутку.

– Живи, – широко повела рукой Римма. – Тебе для работы нужен уют.

– С кем? – спросил Арсений.

– Что с кем?

– С кем «живи»?

– Неблагодарный! – воскликнула Римма. – Я для тебя стараюсь. Не надоела общага? Хочешь уйду и не буду приходить?

Конечно, Арсений прекрасно понимал, что Римма ради себя старалась, надеясь на теплый уголок для свиданий. Арсению ничего не стоило тут же забрать свои вещи и вернуться в общагу, но это было бы похоже на трусливое бегство. Они с Риммой бывали близки и не раз, но это было прежде, до Анны, которой он никаких обещаний не давал, но знал, что ему будет совестно перед ней. А уж поступиться своей совестью никто и никогда его не заставит, в этом Арсений был уверен и остался.

Выпили они в тот вечер изрядно, Арсений от горечи последних дней, а Римма от полной уверенности, что все у нее получится, как она задумала, и нисколько не огорчилась тем, что в этот раз ничего между ними не случилось.

А назавтра Арсению в институте передали телеграмму из сельсовета. В ней сообщалось, что матери плохо. Извещал об этом бессменный еще с довоенных лет секретарь сельсовета Захар. «Поспеши, сынок», – торопил дед.

Арсений отпросился у начальства и тут же поехал в родную деревню. Мать он застал в живых в окружении стареньких соседушек. Все защебетали, стали креститься, завидев Арсения, и благодарили Бога. Мать умирала в разуме и не от болезней, просто иссякли в ее маленьком тельце все жизненные силы. Ей не было еще пятидесяти. Она много молчала, глядя на сына отцветшими глазами, в которых теплилась одна только любовь. Ей было достаточно видеть своего Арсения рядом, а слова уже не имели значения. Едва ли она думала о смерти, ее могла заботить только жизнь сына без нее. Потому, должно быть, и спросила:

– Как она?

– Кто, мама?