Благонамеренные речи

Это восклицание, по-видимому, польстило ей. Ведь эти авторши разных apercus de morale et de politique – в сущности, самые кровожадные, тигровые натуры. Ничто не доставляет им такого наслаждения, как уверенность, что пущенная в человека стрела не только вонзилась в него, но еще ковыряет его рану. В ее глазах блеснула даже нежность.

– Voyons, asseyons-nous et tachons de parler raison![403] – сказала она ласково.

Я опустился на диван возле нее. Опять начались поцелуи; опять одна рука ее крепко сжимала мою руку, а другая покоилась на моей голове и перебирала мои волосы. И вдруг меня словно ожгло: я вспомнил, что все это по вторникам, четвергам и субботам проделывает m-me Pasca на сцене Михайловского театра.

– И вы называете это "parler raison"?[404] – почти закричал я.

– Mon ami! au nom du ciel![405]

– А! это на вашем языке называется "parler raison"! Eh bien, je ne veux pas parler raison, moi! Je veux extravaguer, je veux…[406]

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я вел себя глупо; кажется даже, я мальтретировал ее. Но эта женщина – змея в полном смысле этого слова! Она скользит, вьется… Через четверть часа я сидел в своей дурацкой квартире, кусал ногти и рвал на себе волосы…

К довершению всего, по дороге мне встретился Цыбуля и словно угадал, что со мною произошло.

– А ну-те, хвендрик! – сказал он, – добрые люди в гости, а он из гостей бежит! Может, гарбуз получил?

И, говоря это, глупейшим образом улыбался… скотина!

Прощай, я слишком озлоблен, чтоб продолжать. Пиши ко мне, пиши чаще, но, ради бога, без меланхолий.

С. Проказнин.

P. S. Лиходеева опять залучила Федьку, дала ему полтинник и сказала, что на днях исправник уезжает в уезд "выбивать недоимки". Кроме того, спросила: есть ли у меня шуба?.. уж не хочет ли она подарить мне шубу своего покойного мужа… cette naivete![407] Каждый день она проводит час или полтора на балконе, и я без церемоний осматриваю ее в бинокль. Положительно она недурна, а сложена даже великолепно!"

* * *

"Все кончено. И там, и тут. Везде, во всем мире кончено.

В тот же день, как я отправил тебе последнее письмо, я, по обыкновению, пошел обедать к полковнику… Ах, maman! Вероятно, я тогда сделал что-нибудь такое, в чем и сам не отдавал себе отчета!..

Когда я вошел в гостиную, я сейчас же заметил, что ее не было… Полковник что-то рассказывал, но при моем появлении вдруг все смолкло. Ничего не понимая, я подошел к хозяину, но он не только не подал мне руки, но даже заложил обе свои руки назад.

– Господин субалтерн-офицер! – сказал он мне, возвысив голос как на ученье, – вы вели себя как ямщицки!

Мне ничего другого не оставалось, как повернуть налево кругом и исчезнуть.

После обеда я отправился, однако, в городской сад. Мне было так скверно, так тоскливо, что я был готов придраться к первому встречному; но товарищи, завидев меня, скрывались. Я слышал только, что при моем появлении произносилось слово "шуба".

На другой день все объяснилось. Ах, какая это адская интрига! И с каким коварством она пущена в ход, чтобы забрызгать грязью одного меня и выгородить все остальное!.. Утром я сидел дома, обдумывая свое положение, как ко мне приехал один из наших офицеров. Он назвал себя депутатом и от имени всех товарищей пригласил меня оставить полк.

– Но за что же? – спросил я, – что я сделал такого, что не было бы согласно с принятыми в офицерском звании обычаями?

– Очень жаль, – сказал он мне, – что между нами существует на этот счет разногласие, но общество наше никак не может терпеть в среде своей офицера, который унизился до того, что принял в подарок от женщины… шубу! Затем прошу вас уволить меня от дальнейших объяснений и позвольте надеяться, что вы добровольно и как можно скорее исполните просьбу бывших ваших товарищей!

Он шаркнул и был таков.

Меня вдруг точно озарило. Я вспомнил дурацкий вопрос Лиходеевой: есть ли у меня шуба? Я бросился к Федьке – и что же узнал! что этот негодяй в каком-то кабаке хвастался, что я не только в связи с Лиходеевой, но что она подарила мне шубу!.. Какой вздор!!

Карьера моя разбита. Пойми, petite mere, что я даже не могу опровергнуть эту клевету, потому что никто не станет слушать мои объяснения. C'est un parti pris;[408] «шуба» тут ни при чем – это просто отвод, придуманный фон Шпеками и Цыбулей…

Когда я думаю, что об этом узнает Butor, то у меня холодеет спина. Голубушка! брось ты свою меланхолию и помирись с Butor'ом. Au fond, c'est un brave homme![409] Ведь ты сама перед ним виновата – право, виновата! Ну, что тебе стоит сделать первый шаг? Он глуп и все забудет! Не могу же я погибнуть из-за того только, что ты там какие-то меланхолии соблюдаешь!

С. Проказнин.

P. S. Пожалуйста, поскорее уломай Butor'a, потому что я уж подал в отставку. Я без копейки – пусть пришлет денег. Представь себе, даже Лиходеева перестала показываться. Сегодня утром я смотрел в окно – вдруг дверь балкона отворяется, и в ней показывается улыбающаяся рожа исправника… Стало быть, и с этой стороны все кончено".

* * *