Читаем Благоразумная месть полностью

Между двух ручьев, рожденныхВешним солнцем из снеговВ день, когда по просьбе долаРастопило их оно,Злополучный и забытый, —Ибо тем, кто ею полн,Дарит только огорченья,А не радости любовь, —Сильвио сидел печальноИ следил за бегом вод,Насмехавшихся беспечноНад отчаяньем его.И под мирное журчаньеКак хрусталь прозрачных волн.Звонко плещущих о берег,Жалобно промолвил он:«Раз ни ревностью терзаться,Ни любить вам не дано.Вправе вы, ручьи, смеяться,Слыша плач унылый мой.В том, кто любит знойный камень.Сердце страстью сожжено.Вам же зной любви не страшен,Ибо холоден ваш ток.В этом вы, ручьи, с ФилидойСхожи, хоть она душойНесравненно холоднееСкал, покрытых вечным льдом.Ведь она, ручьям подобно,Родилась на высях гор.Лишь огнем насмешек едкихВзор сверкает у нее.Мстя за них, сюда я скрылся,Но едва взглянул в поток,Как в глазах своих увиделДва чужие ока вновь.Я желаю мстить – и плачу,Слезы же – бессилья плод,Если у меня исторглаИх не ярость, а любовь.Но не жаль мне, что люблю я,Ибо до таких высотЭто чувство дух подъемлет,Что не помнит он про боль.Жаль мне лишь, что от ФилидыСтрасть свою я скрыть не смог,Ибо ей в любви признатьсяЗначит стать ее рабом.И поэтому сегодняЯ твержу под ропот вод,Оглашающих жемчужнымСмехом этот тихий дол:Раз ни ревностью терзаться,Ни любить вам не дано,Вправе вы, ручьи, смеяться,Слыша плач унылый мой».

Слушая их песни, Лаура не могла решить, сложены ли эти стихи для нее или нет, и, хотя они полностью совпадали с чувствами Лисардо, однако жалобы на ревность показались ей несовместимыми с ее скромностью и уединенной жизнью, и потому она продолжала сомневаться. Но ведь влюбленные ревнуют без причины, и им не нужно повода, чтобы жаловаться, – они совсем как дети, которые часто сердятся на то, что сами же сделали.

Родители Лауры попросили Фабио спеть еще, если он не устал, и тогда он и Антандро запели на мотив непревзойденнейшего из музыкантов Хуана Бласа де Кастро следующие стихи:

Сердце, для того ль ты скрылось.Чтоб ночь мне в пытку превратилась?От тебя я жду ответа,Сердце, ибо мы друзья:Почему тобою яБыл покинут до рассвета?Если ж повстречалось где-тоТы с любимою моей,Для того ль предстать пред нейТы, безумное, решилось,Чтоб ночь мне в пытку превратилась?Сердце, хоть у милой очиБлещут гибельным огнем,То, что видно им лишь днем,Видишь ты во мраке ночи.Злую долю мне пророча,Ты опасней их втройне,Ибо стоит вспомнить мне.Для чего и где ты скрылось,Чтоб ночь мне в пытку превратилась.Ты уходишь ежечасно,Сердце, не спросясь меня.Хоть тебе вослед, стеня,Пленник твой, я рвусь напрасно,Если смеешь самовластноРасставаться ты со мной,То признайся мне, какойТы надеждой обольстилось,Чтоб ночь мне в пытку превратилась?
Перейти на страницу:

Все книги серии Новеллы

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее