Благородна и благочестива

Сегодня же день в порту был явно неторговый. У пристани покачивался небольшой богатый корабль, и слуги сносили по трапу сундуки и тяжёлые узлы с вещами. Камилла, устроившись на ограде у самой кромки воды, обсосала персиковую косточку и прицельно запулила ею в воду, выбив несколько водяных «блинчиков». Местечко, которое облюбовала дочь Золтана Эйросского, оказалось востребованным: здесь в шумные дни торговали цветами, рыбой и пирожками, встречая прибывающих, но сегодня, ввиду единственного корабля, торгующих оказалось мало. Всего одна торговка цветов, сидевшая в порту до поздней ночи, и Камилла.

— Шла бы отсюда, — посоветовала сухонькая, но на удивление крепкая цветочница, — нашла, где кусочничать. За портовую девку ещё примут.

— А тебе что за дело? — без особого жара поинтересовалась Камилла, пристально наблюдая за богатыми тюками и ящиками. Тяжеленные… если и останутся без присмотра, не то что стащить незаметно — с места сдвинуть не получится.

— Да не похожа ты на местных девок, — пожала плечами цветочница. — Явно не твоё ремесло. Так и шла бы, покуда не попутали. Как стемнеет, так и не посмотрят, согласная или нет.

— Светло ещё, — огрызнулась Камилла.

— Ну хоть отодвинься от меня, — нахмурилась соседка. — Вон, вишь, покупатель летит! Явно при деньгах, небось встречать приезжих!

Камилла оглянулась на въезд на причал: и впрямь прилетел удалец, верхом на роскошном вороном жеребце — целое состояние стоит, как пить дать — да с целой свитой сопровождающих. Увидев, что разгрузка корабля уже началась, тот спрыгнул на дощатый настил пристани и размашистым, нарочито уверенным шагом направился к трапу. Камилла успела разглядеть болезненно-бледное молодое лицо, обрамлённое светлыми же волосами, прихваченными серебряным обручем. Руки оказались унизаны драгоценными перстнями поверх кожаных перчаток, богатый плащ не скрывал ни дорогого камзола, ни сияющего амулета на нём.

— Купите цветы прекрасной даме! — встрепенулась торговка, как только тот приблизился. — Свежие, лучшие розы во всём Стоунхолде!

Благородный её даже взглядом не удостоил, проходя мимо ограды к пристани. Камилла фыркнула, покачав головой.

— Тут и сил тратить не стоило, тётушка, — с интересом приглядываясь к остановившемуся у въезда в порт экипажу, усмехнулась дочь Рыжего барона. — Видно же, человек при деньгах и встречает подобную же девицу. Что ему твои чахлые бурьяны? У него своего добра навалом, от собственных, поди, садовников.

Торговка проводила взглядом роскошную корзину свежайших душистых лилий, которую нёс за богатым господином слуга, и даже руки с букетами опустила.

— За седмицу едва ли с дюжину продала, — пожаловалась цветочница. — Чем внучку сегодня кормить буду?

Камилла пригляделась к хваткой, загоревшей почти до черноты женщине, и устыдилась: тяжким трудом давался той хлеб, и насмешек поверх и без того несладкой жизни цветочница не заслуживала.

— Может, хоть этот купит? — с надеждой глянула торговка на вышедшего из экипажа высокого господина в чёрном камзоле. Сощурилась подслеповато, пытаясь разглядеть возможного покупателя.

— Вряд ли, — не стала обнадёживать Камилла, разглядывая холодное и уже немолодое лицо, зачёсанные назад волосы и аккуратную круглую бородку, обрамлявшую тонкие, плотно сжатые губы. Этот мужчина двигался неторопливо, заложив руки за спину; простой тёмный плащ с алым подбоем не скрывал ненужную роскошь и не служил украшением к обманчивой простоте убранства, но Камилла буквально кожей ощутила исходящую от него опасность. — Этот вообще садовников не держит. И в садах у него вместо цветов и благоухающих кустов — слизь да болота, судя по кислому виду. Такое ощущение, что болотная вонь ему въелась в кожу — морщится, словно дерьма нюхнул.

Цветочница не выдержала и прыснула, тотчас опустив голову, когда мужчина в сопровождении двух воинов прошёл мимо. Тот, в отличие от молодого предшественника, остановился. Медленно повернулся к женщинам, от чего цветочница склонила голову ещё ниже, а Камилла, напротив, вскинула лицо повыше, чтобы рассмотреть нежданного собеседника.

Вблизи тот оказался ещё неприятнее: ухожен да намаслен, натянутая кожа на черепе благоухает непонятной мазью; лоб, высокий и умный, и глаза, тёмные и неподвижные. Мог бы быть прочти привлекательным, лениво подумалось Камилле. Мог бы — но степень презрения в немолодом господине оказалась столь высока, что пробивалась и в пустом взгляде, и в опущенных уголках губ, и даже в морщинах у глаз. Это, увы, портило все черты благородного лица.

Их взгляды пересеклись, и Камилле показалось, будто от близкой морской глади потянуло холодом. Вот только ученица мэма Фаиля, рождённая на Ржавых Островах, в таких молчаливых перепалках участвовала не раз. Нельзя показывать ни тени неуверенности, тем более — страха. Вызова во взгляде тоже не должно быть. Просто пристальное спокойствие, готовность к действию — так растолковывал ученице мэм Фаиль, уча премудростям обращения со сложными покупателями.