Благородный дикарь

За окном промелькнуло что-то красное. Бросив в печурку последнее полено, Джульет подбежала к окну, протерла ладонью замерзшее стекло и тут увидела его: верхом на коне, полы мундира лежат на мощном крупе животного, светлые волосы перетянуты сзади черной лентой, на голове треуголка. Он выглядел как офицер королевской армии, умелый, бравый, во время смотра войск на городской площади Бостона.

У нее затрепетало сердце. Этот привлекательный мужчина в военном мундире был не похож на прочих. Его мундир выделялся на фоне свежевыпавшего снега словно красная мантия кардинала, и даже с расстояния примерно тридцати футов она видела, что он джентльмен: спина прямая, голова гордо поднята, руки в перчатках уверенно держат поводья, бриджи по белизне могут соперничать со снегом, сапоги начищены до зеркального блеска. Она не разбиралась в знаках отличия, да ей было совершенно неважно, солдат он или офицер. Она влюбилась, влюбилась с первого взгляда…

– Нет, вы только посмотрите: они устраивают парад прямо на центральной городской площади, как будто хозяева здесь! Самодовольные индюки! Чурбаны неотесанные! – возмутился старый вдовец Мердок, один из покупателей, заметив, что привлекло ее внимание. – Джульет, дай-ка мне полдюжины яиц, да смотри, чтобы были темные, а не белые, как в прошлый раз! И без трещин! Эй, ты меня слышишь?

Дилижанс подскочил на колдобине, грубо вернув Джульет в реальность. Она опять закрыла глаза, пытаясь удержать милое сердцу воспоминание, но оно – увы! – ускользнуло и она вернулась в Англию, за три тысячи миль от дома, от воспоминаний, от Бостона, охваченного войной.

Три тысячи миль отделяло ее теперь от братской могилы близ Конкорда, где она оставила одну красную розу, которую, наверное, давно сдуло ветром.

Она смотрела в ночную тьму, и глаза жгли невыплаканные слезы. Сходство Гаррета с ее возлюбленным Чарльзом пробудило все эти воспоминания, которые Джульет спрятала в самом дальнем уголке души после того ужасного дня в апреле прошлого года. Тяжелая голова Гаррета лежала на сгибе ее руки, и лицо казалось белым пятном в мрачной полутьме дилижанса. Она могла бы догадаться. У братьев похожие мечтательные глаза, одна и та же манера улыбаться, тот же овал лица, и рост, и телосложение, и осанка, только цвет волос разный. У Чарльза волосы были светлые, даже золотистые, тогда как у его младшего брата темно-русые.

Дилижанс преодолел очередной ухаб, и раненый судорожно втянул воздух от боли. Джульет осторожно положила руку ему на грудь, чтобы хоть как-то уберечь от тряски. Его кровь, теплая и липкая, пропитала насквозь лиф ее платья и сужающийся книзу мысок корсажа. Глаза его были закрыты, но ей казалось, что он в сознании. Джульет очень хотелось поговорить с ним, расспросить о Чарльзе, признаться, кто она и кем ему приходится Шарлотта, но она ничего не сказала, посчитав, что не вправе навязываться человеку, который, возможно, умирает. Вместо этого она нащупала в темноте его руку и взяла в свою. Его пальцы сжались, и у нее защипало глаза от слез. «Боже, как он напоминает моего дорогого Чарльза…»

Она поморгала, пытаясь избавиться от пелены перед глазами, и заставила себя не думать о ласковой улыбке Чарльза, его сильном теле, поцелуях. Все эти воспоминания только расслабляли, а ей нужно было сохранять хладнокровие и держать себя в руках.

Она перевела взгляд на спящую дочь и даже не заметила, как по щекам опять покатились слезы, пока не услышала в темноте едва слышный шепот:

– Вы плачете из-за меня?

Шмыгнув носом, она поспешила улыбнуться и покачала головой, но ничего не сказала, чтобы опять не дать волю слезам, – чего нельзя было допустить ни в коем случае. Этот молодой человек и без того страдал, и ее задача не раскисать перед ним, а, наоборот, успокоить, поддержать, вселить в него надежду. Ей стало стыдно: ведь плакала-то она не из-за него, бедняги, а потому, что вспомнила Чарльза.

– Нет-нет, я не плачу, – солгала Джульет и, утерев глаза рукавом платья, отвернулась к окошку.

– Вот как? – Его губы тронула слабая улыбка. – Позвольте-ка мне самому убедиться.

В следующее мгновение она почувствовала прикосновение к своей влажной щеке его пальцев. И было оно таким ласковым, таким добрым, таким нежным, что она замерла от неожиданности, а потом отвела его руку и закрыла глаза, опасаясь, что потеряет самообладание и разревется. Кое-как взяв себя в руки, она наконец взглянула на него.

– Уверены, что вам самой не нужна помощь? – спросил он участливо.

Она покачала головой:

– Лорд Гаррет, ведь это вы ранены, а не я. Со мной все в порядке!

Сама того не желая, она произнесла последние слова довольно резким тоном и тут же пожалела об этом, заметив смятение в его глазах. Ее гнев был направлен не на него, а на судьбу, которая вырвала из жизни сначала одного из этих по-рыцарски благородных братьев, а теперь угрожала вырвать и другого. Хорошо бы сейчас закрыться руками от окружающего мира и выплакать всю накопившуюся боль, но она сдержала себя. Джульет глубоко вздохнула и, встретив озадаченный взгляд Гаррета, пробормотала, покачав головой: