В древнеяпонском языке слово «видеть» (
Единственным кандидатом на место его преемника был принц Нака, однако он вновь не воспользовался этой возможностью. Далее реальный выбор мог пасть на сына императора Котоку. Принцу Арима, однако, было всего четырнадцать лет, а до этого в Японии еще не было прецедента занятия трона императором-мальчиком. Кроме того, как становится ясно из последовавших событий, принц Нака именно и стремился избежать императорского наследования по прямой линии от императора Котоку, поскольку это препятствовало бы возможности стать в конце концов императором ему самому. В итоге принц и его советники решили, что его мать, бывшая императрица Когёку, снова взойдет на трон.[88]
Ей шел уже шестьдесят первый год, и решение принца Нака, вероятно, явилось временной мерой для удержания трона в надежных руках до тех пор, пока он наконец не сядет на него сам. Хотя в японской истории такое повторное восхождение бывшего императора являлось случаем беспрецедентным, хроники не содержат ни единого слова объяснения или комментария относительно возвращения на трон старой императрицы, от которого она отреклась десятью годами ранее. Возможно, так сложилось из-за того, что действительная причина, известная лишь людям при дворе, не могла быть официально объявлена.[89]Много лет принц Нака и Хасихито жили более или менее открыто как муж и жена. Ситуация эта, безусловно, болезненно воспринималась ее пасынком принцем Арима и возмущала многих при дворе, кто был близок к старому императору. Все же, в японской императорской традиции не существовало ничего, что могло бы помешать назначить Хасихито императрицей, когда принц Нака взошел бы на трон, — то есть ничего, кроме того неудобного факта, что у них была одна мать.[90]
В древней Японии проявлялась чрезвычайная терпимость к степеням родства; в императорской фамилии (как, вероятно, и во всем обществе) браки между сводными братьями и сестрами вполне допускались до тех пор, пока общим родителем являлся отец.[91] Существовал, однако, строгий запрет на браки между отпрысками от одной матери,[92] и принц Нака, вероятно, не желал подвергать опасности свои позиции созданием такой ситуации, когда он становился бы императором и, таким образом, открывал дискуссию относительно своих отношений с императрицей Хасихито. Связь принца со своей сводной сестрой, очевидно, играла немалую роль в его карьере: лишь после ее смерти он решился наконец стать императором.Когда его дядя, старый император, был надежно упрятан в могилу, а мать надежно усажена на трон, наследный принц продолжил свои политические маневры в проведении многочисленных сложных мер по осуществлению Великой Реформы. И все же, его позиция не была совершенно неуязвимой. Помимо деликатного характера его личной ситуации в отношениях с императрицей Хасихито, ему противостояла потенциальная оппозиция из различных группировок, не получивших никакой выгоды от недавних экономических и административных изменений, и которые, поэтому, противились его попыткам переделать Японию по иноземному образцу;[93]
немедленно зазвучали также голоса, недовольные увеличением общественных работ и строительства. Новое правление императрицы началось со строительного бума в столице и прилегающих областях, частично направленного на то, чтобы впечатлять население мощью и стабильностью центрального правительства. Это неизбежно должно было ухудшить положение в достаточно примитивной японской экономике VII века, и в хрониках, обычно настроенных достаточно проправительственно, отмечаются многочисленные народные недовольства:В это время [656 год] правительство уделяло большое внимание общественным работам. Моряков заняли на строительстве канала от западных склонов горы Кагу до горы Исоноками. На двести барж нагрузили камни с горы Исоноками и сплавили по течению к холмам к востоку от дворца,[94]
где сложили в виде стены. Люди порицали [эти действия], говоря: «Этот безумный канал поглотил впустую труд более чем тридцати тысяч людей, а постройка стены — труд еще семидесяти тысяч.[95] А если еще подумать о дереве для дворца, сгнившем на холме, погребенном под камнями?!» Другие бранили [правительство], говоря: «Пусть эта груда камней, что они сваливают на холме, развалится тотчас же, как их взгромоздят друг на друга!»[96]