— Остался только я, — произнёс советник. — Его Высочество ничего не сказал, лишь задал вопрос: «И ты уйдёшь?» Глядя на выражение лица, с которым он спросил меня об этом, я подумал, что даже если он в самом деле бросит людей в Медную печь, я его пойму. Я ответил: «Ваше Высочество, я не уйду». Он так и не сказал ничего и больше не упоминал принесение людей в жертву. Вместо этого соорудил алтарь неподалёку от Медной печи и каждый день, претерпевая брань и камни, летящие из рук беженцев, проводил магические обряды, пытаясь усмирить гнев вулкана. Я занимался тем же вместе с ним и думал, что тот конфликт исчерпан, но однажды заметил одну вещь, от которой меня охватил ужас. — На этом моменте лицо советника сделалось столь пугающим, будто он снова увидел ту самую картину.
Се Ляню показалось, словно его собственное сердце сжала невидимая рука, принц спросил:
— Что вы заметили?
— Он… он вдруг начал скрывать лицо. Принц был хорош собой и никогда не носил масок. И ничто не могло поранить его лицо. За множество лет я ни разу не видел его таким, поэтому был весьма озадачен. Я спросил, что с его лицом, но он ответил, что по неосторожности обжёгся. Я совершенно не понимал, где он мог обжечься, а он не давал мне осмотреть раны, сам наносил снадобья. К тому же, стал всё время куда-то пропадать. Это было довольно странно, но потом случилось невероятное радостное событие, которое меня отвлекло, — извержение вулкана неожиданно прекратилось. Медная печь погрузилась в мёртвую тишину и постепенно успокоилась на очень долгий срок. А поскольку один только Его Высочество прилагал усилия к магическим обрядам, многие жители Уюна решили, что подавление вулкана — его заслуга, некоторые даже вновь начали поклоняться ему. И в самосовершенствовании Его Высочества также вернулся на тропу успеха. По крайней мере, больше никто не бранил и не бросал в него камни, люди понемногу стали улыбаться ему. Но мне в душу закрались сомнения. Очень многое наводило на недобрые мысли. Например, насколько я знал своих троих друзей, пусть по характеру мы совершенно отличались, они не могли по-настоящему уйти, махнуть рукой и забыть обо всём. Даже если они действительно сердились на Его Высочество, это ведь не относилось ко мне, однако я не получал от них вестей, даже втайне. Более всего я мучился подозрениями из-за лица Его Высочества. Он постоянно чем-то его скрывал, то тряпкой, то плащом, а потом и вовсе надел маску, которую не снимал целыми днями. Иногда я даже предполагал, что это вовсе не Его Высочество, а кто-то другой занял его место, поскольку его слова и поступки, даже характер — всё изменилось. Временами он вёл себя доброжелательно, но временами мог внезапно выйти из себя. Однажды, находясь в комнате один, он побил все зеркала, испачкавшись неизвестно откуда взявшейся кровью. Но что ещё ужаснее, я часто улавливал странные голоса.
— Какие голоса? — спросил Се Лянь.
— Иногда, глубокой ночью, из комнаты Его Высочества раздавалась человеческая речь, как будто несколько человек тихо переругивались между собой. Но когда я входил посмотреть, он всегда был один. После нескольких таких случаев Его Высочество велел мне не переступать порог его покоев. И вот в одну из ночей я вновь услышал странные голоса, однако на этот раз обнаружил, что они принадлежат трём моим друзьям! Тут уж я не выдержал — поднялся и побежал в комнату Его Высочества, думая про себя: неужели они тайком вернулись? Почему скрыли это от меня? Но вот что странно, в комнате действительно никого не оказалось, только Его Высочество лежал на своей кровати всё в той же маске. Я постоял немного, послушал и обнаружил, что голоса раздаются именно от него. А если точнее, то от его лица под маской. Медленно приближаясь к кровати, я с каждым шагом убеждался в этом всё сильнее и думал, неужели он разговаривает во сне? И изображает голоса друзей из тоски по ним? Я долго колебался, а Его Высочество лежал неподвижно, так что я решил, что он спит, и осторожно снял с него маску. Под которой увидел… — во взгляде советника отразился невыразимый словами ужас, — своих друзей. Это не он разговаривал, а они. Лицо Его Высочества оказалось исполосовано шрамами от острого лезвия, кожа и плоть будто вывернуты, кровь наполовину запеклась. И откуда ни возьмись на его лице выросли ещё три лица, которые шевелились и разевали рты. Лица принадлежали им, моим товарищам!!!
Се Лянь невольно содрогнулся:
— Он… сбросил в Медную печь и своих бывших соратников, что его покинули???
Советник не ответил, окончательно погрузившись в страшные воспоминания, которые не оставляли его по сей день.