— Ваше Высочество, покорнейше прошу вас не наказывать того шисюна. Я не стал упоминать об этом вчера, поскольку не желал порождать лишние ссоры. Ведь не произошло ничего ужасного. Ваше вмешательство же, напротив, привело бы к нарушению дружеской атмосферы между учениками.
Се Лянь явно не согласился с ним и тут же выразил возмущение:
— Что это за дружеская атмосфера такая, если кто-то оскорбляет и срывает злость на своих собратьях?
После его слов лица советников исказились ещё явственнее.
Ведь случившееся в конечном счёте уходило корнями в иную причину, а именно — наставникам не нравился Му Цин.
И неприязнь эта, разумеется, передавалась юным монахам, что несли службу при наставниках. К тому же Му Цин сам по себе не обладал достаточным обаянием, чтобы нравиться людям, поэтому нередки были случаи, когда другие ученики отказывались ему помогать, чинили всякого рода препятствия и сыпали замечаниями. Разумеется, возлюбленный ученик не имел намерения своей фразой осмеять наставников, но всё же она стала ощутимым уколом.
Му Цин непрестанно пытался оправдаться, и Фэн Синь, не в силах больше это слышать, вмешался.
— Изначально в случившемся действительно не было ничего ужасного, но ты всё окончательно запутал. Скажи ты тому младшему монаху, что сам Его Высочество наследный принц поручил тебе передать послание наставникам, разве посмел бы он не доложить о твоём прибытии? И ещё, сегодня, когда перед самой отправкой советник спросил тебя, куда ушёл Его Высочество, почему ты умышленно дал туманный ответ? Не мог сказать прямо, что Его Высочество на городской башне ожидает появления процессии внизу?
Му Цин ответил ясным и спокойным тоном:
— Я думал, что советник обо всём осведомлён, для меня стал неожиданным внезапный вопрос, поэтому я замешкался. Но ведь после я сказал, что Его Высочество просил не беспокоиться и действовать как задумано, а сам он скоро появится. В тот момент Его Высочество отсутствовал, но было множество свидетелей моим словам, с чего мне умышленно вводить кого-то в заблуждение? О каком туманном ответе может идти речь?
Фэн Синь воззрился на него взглядом, полным гнева. Однако, если тщательно подумать, тогда Му Цин именно это и сказал, просто советник, охваченный волнением, не решился сразу к нему прислушаться. И если винить Му Цина, то никаких серьёзных доказательств того, что юноша действовал из недобрых побуждений, привести нельзя. Тут вмешался Се Лянь:
— Ну всё, всё. Это лишь печальная ошибка, недоразумение, нехватка везения, будем считать. Довольно споров.
Фэн Синь выглядел крайне недовольным, однако статус не позволял ему поднимать шум во дворце Шэньу, поэтому юноша больше не проронил ни слова. Советник также не захотел больше заострять внимание на этом вопросе. Всё-таки, если действительно искать виновных, они ведь тоже замешаны в случившемся, поскольку были заняты игрой в карты. Так что советник помахал рукой и вздохнул:
— Ох, поговорим об этом позже. Нам нужно посовещаться и придумать способ, если возможно, как-то исправить положение. Вы трое пока можете идти. Смените одеяния, займитесь своими делами.
Се Лянь чуть наклонился вперёд, затем сразу поднялся на ноги. Фэн Синь и Му Цин же, соблюдая все церемонии, коснулись лбом пола, и лишь после этого встали, чтобы покинуть дворец следом за Се Лянем. И когда принц уже одной ногой переступил порог дворца, за его спиной раздался голос советника:
— Ваше Высочество.
Се Лянь обернулся. Советник сказал:
— Сегодня Их Величества живо интересовались твоими делами. Если у тебя появится время в ближайшие дни, отправляйся навестить их во дворце.
Се Лянь лучезарно улыбнулся.
— Ученик внял вашим словам.
Трое вышли из храма Шэньу, пересекли массивный горный хребет и вернулись во дворец Сяньлэ, который представлял собой специально построенную для Его Высочества наследного принца келью, где он мог заниматься самосовершенствованием. Здесь Се Лянь наконец смог снять парадные одеяния, которые надевал для церемонии.
Ранее было сказано, что требования к одеянию и головному убору Воина, радующего богов на Празднике фонарей, предъявлялись крайне строгие, практически каждая деталь его костюма имела особое значение, не допускалось ни единой небрежности. К примеру, белый цвет верхнего одеяния олицетворял «чистоту и святость»; а внутренние одежды пошивались из ткани красного цвета, как символ «истины и верности традициям»; волосы собирались в золотую корону, что являлось символом «власти» и «богатства»; за пазуху надлежало положить белое перо, в знак «обретения крыльев для достижения небесных вершин»; рукава должны были легко развеваться, как бы «объединяя всё живое» под своим крылом. И так далее, и тому подобное.