Благословение небожителей. Том 3

Увидевший бескрайность моря,
Величественность бурных вод
Навеки позабудет вскоре,
Как тихий ручеёк течёт.
А кто узрит хотя бы раз
Те облака, что над Ушанем,
О прочих думать сей же час
Навеки тоже перестанет

[6].

Ну надо же, у Хуа Чэна, князя демонов, вселяющего ужас в небожителей и нелюдей, обнаружилось слабое место – и какое! Каллиграфия! Когда Се Лянь это понял, с трудом сдержал смех – даже живот судорогой свело.

Обеими руками он поднял сей вдохновенный труд и, изо всех сил сохраняя невозмутимость, протянул:

– Да. Оригинальный стиль, сразу видно сильную личность. Яркий образ.

Хуа Чэн чинно отложил кисть и, прищурившись, спросил:

– Ты хотел сказать, редкостное безобразие?

Се Лянь притворился, что не слышал, и продолжил с серьёзным видом:

– На самом деле каллиграфия – это не так сложно, а вот писать с характером не каждому дано. Многие выводят буквы аккуратно, но без души произведение останется посредственным. А у тебя, Саньлан, чувствуется хорошая школа, чувствуется стиль мастера, мощный напор…

Он едва успел прикусить язык, чтобы не закончить: «Такой, что способен стереть горы в пыль и обратить войско в бегство». Нелегко ему далась эта хвалебная речь.

Хуа Чэн в ответ поднял брови и с сомнением в голосе спросил:

– Правда?

– Разве я когда-нибудь тебя обманывал?

Князь демонов неторопливо воткнул в стоящий рядом треножник несколько палочек благовоний, и в воздухе заклубился нежный аромат.

– Я очень хотел научиться каллиграфии, но некому было со мной заниматься, и я не знаю всех тонкостей, – нарочито беспечно сказал он.

О, с этим он обратился куда следует.

– Никаких секретов тут нет… – протянул Се Лянь.

Поразмыслив, он решил, что на словах это не объяснить, подошёл поближе, взял кисть и написал пару строк на той же бумаге, рядом со стихотворением Хуа Чэна. Выполнив надпись на одном дыхании, он немного полюбовался ею и с улыбкой вздохнул:

– Какой стыд. У меня много лет не было возможности потренироваться, пишу куда хуже, чем прежде.

Хуа Чэн внимательно посмотрел на эти строки. Иероглифы Се Ляня отличались от его собственных как небо и земля. Принц продолжил стихотворение:

Так я иду цветущим полем,
Презреть его красу готов;
В том помогает сила воли
И с ней моя к тебе любовь.

Словно зачарованный, Хуа Чэн несколько раз перечитал стихотворение целиком, надолго замолчал, а потом поднял голову и спросил:

– Научишь меня так же?

– Я не осмелюсь называть себя учителем… – скромно ответил Се Лянь.

Но всё же он разъяснил Хуа Чэну основы – подробно, ничего не утаив, – а также поделился собственными открытиями, сделанными в юности, когда принц сам только обучался искусству письма.

В дымке благовоний, среди ярко сияющих огней Се Лянь говорил, а Хуа Чэн внимательно его слушал. Журчала тихая беседа, и в воздухе разливалась атмосфера тепла и уюта. Через некоторое время Се Лянь предложил:

– Попробуешь ещё раз?

Хуа Чэн кивнул, взял кисть и старательно вывел ещё несколько иероглифов. Се Лянь стоял позади него, сложив руки на груди, и, наклонив голову, внимательно наблюдал.

– Уже лучше. Вот только…

Вот только его не покидало ощущение, что пишет Хуа Чэн как-то странно. Принц нахмурился, понаблюдал за ним ещё немного и наконец понял: князь демонов просто-напросто не умел держать кисть! Неверное положение кисти и поза не та – естественно, ничего не получится!

Се Лянь не знал, смеяться или плакать. Он подошёл ближе и не раздумывая потянулся поправить его:

– Ты неправильно делаешь, надо по-другому…

Едва взяв Хуа Чэна за руку, он понял, что позволил себе лишнее. Ведь он не настоящий учитель, а Хуа Чэн не ребёнок на уроке, и хватать его – неприлично. Однако было поздно: если сейчас резко отстраниться, ситуация станет ещё более неловкой. Поэтому Се Лянь не подал виду. В конце концов, в игорном доме Хуа Чэн точно так же показывал ему, как бросать кости, держа руку принца в своей. Неважно, что тогда Се Лянь ничего не понял, а затем и вовсе начал подозревать, что его надули, – сейчас он искренне желал научить Хуа Чэна чему-то полезному. Тёплая ладонь спокойно опустилась на ледяное запястье и, мягко сжав, стала медленно направлять над бумагой.

– Да, вот так, – тихо сказал Се Лянь.

Почувствовав, что движения князя демонов становятся более резкими, принц легонько сдавил его руку и вернул в нужную позицию. Но через пару мгновений она опять вышла из-под контроля, и кисть заплясала с новой силой. Чтобы удержать её, Се Ляню пришлось стиснуть пальцы ещё крепче. В итоге их совместное творчество вышло крайне сомнительным – один иероглиф кривее другого. Се Лянь почувствовал подвох и не удержался от возгласа:

– Ты!..

Хуа Чэн усмехнулся, явно довольный своей шуткой: бумага пестрела непонятными загогулинами.