Благословенная тьма

Следя за манипуляциями Дрына, протодьякон незаметно вздохнул. На душе у него было гадостно. Выпавшее из жизни время было украдено, съедено, притом с такой ловкостью, что он уже не чувствовал себя хозяином собственной судьбы.

Более того - он не чувствовал Божьей опеки, а это куда страшнее.

- Угол хочешь снять? - поинтересовался Дрын не без надежды.

- Угол… - сумрачно повторил Челобитных. - Да нет, мне не это надобно. Угол я уже повидал, в крайней избе.

До сих пор он держал голову опущенной, сейчас поднял и пристально, не мигая, посмотрел хозяину в глаза. Тот вскоре не выдержал и отвел взгляд.

- Тебя Ступа привез? - спросил он после томительной паузы.

Отпираться не было смысла.

- Он, - кивнул протодьякон. - А что?

Дрын закашлялся, сплюнул прямо на пол.

- Шею ему свернут когда-нибудь, - процедил он сквозь зубы.

Пантелеймон по-новому взглянул на желание Ступы как можно скорее убраться подальше от пункта назначения.

- Это за что же?

Не чокаясь, хозяин выпил.

- А вот как раз за это самое. За то, что возит сюда вашего брата, а вы приманиваете всякую погань. Хочется сдохнуть - подыхайте, нас-то зачем за собой тянуть? Бродите по лесам, тревожите лихо… оно и слетается, как мухи на дерьмо.

Протодьякон подумал, что напрасно сидит и якшается с этим персонажем. Помощи от него, похоже, ждать не приходится.

- Ну, я лично у вас не задержусь, - миролюбиво молвил Пантелеймон. - Мне дальше нужно, - и он испытующе глянул на Дрына.

- И на том спасибо. Бог тебе в помощь. Это мы понимаем, что тебе дальше. Нам только от этого легче не станет.

- Твоими молитвами. Это я про Бога. Нет ли лошадок?

- Еще вездеход спроси. Лошадок не будет.

- Так я и думал, - не стал настаивать Челобитных. Оставалось выяснить еще кое-что, после чего с гостеприимным Дрыном можно будет спокойно распрощаться. Мысли покуда не путались, но уже текли медленнее, увязали в хмельной трясине. Пора разобраться во всем, а то мозги, глядишь, и впрямь откажут.

Но Дрын, который, казалось, только трезвел и наливался силой от выпивки, опередил его.

- Небось, в Зуевку навострил лыжи?

- Туда, - не стал отрицать протодьякон и отважно спросил: - Дорогу не покажешь?

Я заплачу.

- Проще сразу руки на себя наложить, а я - человек крещеный.

- Ну, а коли крещеный, так должен Богу довериться и ближнему пособить…

- В Писании про пособить ничего не сказано.

Однако наглец! И наглец просвещенный, как это не удивительно. Пантелеймон украдкой оглянулся в поисках образов, но и следа их не обнаружил.

- Тем более с чертями общаться, - язвительно добавил Дрын.

- И ладно, - Пантелеймон не стал настаивать. - Без провожатого обойдусь, спасибо тебе за хлеб-соль. Скажи мне напоследок еще вот что… Ступа твой…

- Твой, - перебил его Дрын. - Мне он на хрен не нужен.

- Будь по-твоему, мой. Мой Ступа, значит, затолкал меня в избенку, где кое-что показалось мне странным. Знаешь что-нибудь об этом? Не можешь ведь не знать. Там хозяин своеобычный…

- Это к Макарычу? Как же не знать, вся деревня там перебывала.

- Даже так? Я догадывался… Замечательно, отлично. Так может, поделишься? Если это Макарыч, то лежит он в избе своей довольно странно, и уже давненько лежит.

Если ты - крещеный, как, я полагаю, и все остальные, то отчего же вы не похоронили человека по православному обряду?

Дрын удивленно уставился на протодьякона. Похоже, тому явно удалось поставить хозяина дома в тупик.

- Странно… - медленно проговорил Дрын.

- Что странно?

- Странно, что перво-наперво этим интересуешься. Похоронами. Другие первым делом интересовались, что стряслось, а ты… - Он замолчал, по-новому глядя на Пантелеймона. И добавил: - Все, кроме нескольких, но таких уж очень мало было.

Те тоже про обряды вспоминали… Хотя назывались учеными…

Протодьякон с трудом удержался от целенаправленного допроса. На кону стояла секретность Службы, и он не имел права поддерживать подозрения в местных жителях.

- Ну, про других я ничего не знаю, - твердо сказал он. - Только мне показалось удивительным, что человек уже превратился в мумию, а все лежит. И лежит аккуратненько, и одежа его сложена рядом, и руки тоже сложены. Что он там делает?

Естественный, по-моему, вопрос. А что случилось - вопрос уже второстепенный, теперь-то.

- Не знаешь, - эхом повторил Дрын. - Ну что ж, мое дело десятое. А не хоронят его потому, что не знают, можно ли ему лежать с православными. Когда помер, собирались похоронить. Его нашли вечером на лежаке, уже не дышал. Руки-то на груди - это мы ему сложили. Обмыли, одели в чистое. Батюшку думали из центра привезти - у нас-то нету, и церквы тоже нету. Была, да сгорела, а новую отстроить - на какие шиши? Только той же ночью видели его! В ту же самую ночь, понимаешь?!

- Что значит - видели?