Благословенная тьма

«И очень важно на этой самой лошади не заблудиться, коль скоро у меня не будет сопровождающих», - пришло в голову протодьякону.

В его распоряжении - подробнейшая карта, изготовленная картографами Инквизиции, где есть и Крошкино, и Зуевка, и много чего еще, - впечатление такое, что, куда бы ни направился, будет просто рукой подать. В этом коварство всех карт на свете!

Но уж если леший возьмется за него и затеет кружить по оврагам и балкам…

О лешем протодьякон думал совершенно серьезно. Он-то отлично знал, что никаких аномалий не бывает, есть лишь одно - нечистая сила.

Глава 2

Ляпа-Растяпа Ляпа-Растяпа, хилый и плюгавый мужичонка лет пятидесяти, в растерянности сидел на лавке и следил за хозяином избы, который доставал из древнего шкафа огромную, уже початую бутыль с мутноватой жидкостью - естественно, самогон. За бутылью последовали стопари, ни разу не мытые за всю свою стеклянную запьянцовскую жизнь.

За стопарями - лук, соленые огурцы, домашний хлеб.

Ляпа наблюдал за этими действиями не только растерянно - растерянность его была вызвана другими обстоятельствами, - но и с немалым вожделением.

Он даже облизнулся на стопари и нервно почесал голый подбородок. Борода у Ляпы почти не росла, и лицо у него было бабье, а голос совсем не мужской - не будь у Ляпы многочисленного потомства, его легко можно было бы принять за скопца.

Не то что хозяина хаты!

Сущий медведь, заросший ужасным волосом с головы до ног. Голос рыкающий, ладони лопатой, глазки маленькие, глубоко посаженные, зорко поглядывают из шерсти. Что и говорить - настоящий лесной житель!

Тут тоже выходила ошибка: хозяин был как раз не из местных, человек пришлый.

Может быть, он и родился в лесах, а может быть, и нет. Вот уже несколько лет прошло, как он заявился в эти места; пришел один, пешком, с вещмешком. Ни у кого особо не спрашивая, занял пустовавшую избу на окраине села. Коротко назвался ученым из центра, в подробности не вдавался. Сообщил, что немного лекарь и готов при случае оказать посильную помощь.

Его никто и не пытал: места такие, что разный отчаянный люд здесь шастает постоянно. И, большей частью, пропадает бесследно. Изба ничейная, законные владельцы давно перемерли, как и многие в Зуевке, - единственным крупным производителем остался Ляпа-Растяпа; он-то и вытягивал демографию из своей бабы - иссохшей и мрачной, молчаливой особы.

Водились, правда, в Зуевке и другие дети, но их можно было по пальцам пересчитать. А у Ляпы - дым коромыслом, семеро по лавкам, да еще наберется.

Все село молча ждало скорого исчезновения пришельца. Однако тот не исчез, а каким-то непостижимым образом закрепился, прижился, привился.

После него захаживали в Зуевку и другие исследователи, зачастую у него же и останавливавшиеся, но все они бесследно исчезали после первого же или второго посещения тайги.

Никаких научных исследований - в понимании зуевцев - чужак не проводил, только в лес наведывался регулярно и - что удивительно - неизменно возвращался в добром здравии и полном благополучии! Никто не видел у него не то что научного прибора, но даже чего-нибудь, напоминающего такой прибор. Обыкновенный мужичина, медведь.

Тем не менее, он столь же непостижимым образом и очень быстро завоевал неоспоримый авторитет.

Он действительно оказался настоящим лекарем: разбирался в болезнях, знал травы; в редкие минуты откровенности и разговорчивости любил побеседовать на религиозные темы и заворачивал иной раз такое, чего никто из местных не в силах был постичь. Церкви в Зуевке не было; сами же зуевцы были весьма далеки от религии, хотя и веровали - вот только сами не до конца постигали, во что именно.

Нечто подобное в смысле беседы намечалось и нынче, и штоф с самогоном был тому верным признаком.

- С чем пожаловал? - пророкотал Павел Ликтор, нависая над невольно съежившимся Ляпой. - С Полинкой что-то стряслось?

Ляпа съежился еще больше: он еще не успел и слова сказать, а Ликтор его раскусил.

Ляпа тяжело вздохнул, и от волнения вздох его неожиданно завершился тонким писком. Устыдившись, Ляпа вконец растерялся.

- На, расслабься.

Ляпа с готовностью принял дрожащей рукой стопарь, выдохнул, привычным движением опрокинул в себя самогон и зажмурился; лицо его страдальчески скривилось. Хозяин сунул ему краюху хлеба с салом:

- Подыши.

Гость схватил хлеб, раздувая ноздри, понюхал, откусил небольшой кусочек, вдумчиво зажевал.

Ликтор тоже выпил; в его лице не возникло никаких изменений. Он бросил в бороду малосольный огурец и звучно захрустел.

- Ну? Я еще раз спрашиваю - с Полинкой неладно?

Ляпа скорбно кивнул. Отрицать бесполезно. Да и к чему? Ведь он сам пришел за советом - не знал только, с чего начать.

- Что с ней? Ушла, небось?

Ляпа взглянул на Ликтора; нескрываемый ужас в его глазах мешался с подозрением:

- Откуда знаешь? Может, видел ее?

Хозяин в ответ покачал головой:

- Нет. Да мне ведь не нужно видеть, я и так знаю.

Самогон чудодейственным током растекся по жилам Ляпы, и его напряжение немного спало; он осмелел, расправил плечи.