И Серефин, юноша, за которым она наблюдала с другого конца двора, пока он сжигал ее дом. Теперь она наблюдала за ним через всю комнату, пока он читал отчет при свете камина. Кацпер спал рядом, положив голову ему на плечо.
Серефин оторвался от отчета и встретился с ней глазами. На его губах появилась едва заметная улыбка. Пусть они больше никогда не окажутся по разные стороны баррикад.
Битва еще не закончилась. Надя присутствовала на некоторых встречах Серефина и Кати до того, как они переходили к выпивке, а Кацпер принимался обсуждать актуальные вопросы с Миломиром, и они были далеки от мира. Они были далеки от взаимопонимания.
Возможно, ей тоже никогда не удастся достигнуть взаимопонимания с Церковью. Или хотя бы понять, почему Матриарх так сильно ее ненавидела. Вдруг это было нечто большее, чем обстоятельства Надиного рождения и ее странная магия, которую было так трудно объяснить. А может, она просто стала козлом отпущения, потому что не вовремя попалась под горячую руку.
Жанетта сидела в углу комнаты вместе с Анной. Надя заметила, что они проводят много времени вместе, и, возможно, это было пустяком, но она втайне радовалась, что девушку, которая так старалась отвратить ее от Малахии, тянуло к Стервятнице.
Катя и Остия играли в какую-то игру с замысловатыми плитками, которая часто заканчивалась тем, что они просто начинали оскорблять друг друга после каждого хода.
Малахия вернулся, постукивая костылями, и почти элегантно опустился на меховой ковер перед камином. Надя сидела рядом, завернувшись в одеяло.
– Ты так быстро научился на них ходить, – заметила она. – Это даже немного пугает.
– Ему придется учиться заново, когда мы сделаем ему протез, – вставил Серефин.
Малахия одарил его мрачным взглядом, и Надя практически видела, как он размышляет, не запустить ли один из костылей в голову Серефина. Наконец он посмотрел на нее.
– Я собирался принести тебе чай, но… – он печально пожал плечами. – Я так и не придумал, как донести его до библиотеки, не разлив все по дороге.
– Он будет давить на жалость годами, если мы ему позволим, – сказал Рашид, заходя в комнату с подносом. Он передал чай Наде и Малахии, уронил бутылку вина прямо в руку Серефина и протянул чашку Париджахан, когда она устроилась по другую сторону от Нади.
– У тебя в чашке аколийский чай? – спросила Надя, принюхиваясь.
Париджахан издала счастливый звук, подставляя лицо пару, поднимающемуся из чашки. Рашид плюхнулся рядом с ними.
– Что ты собираешься делать насчет Аколы? – спросил Малахия.
– Перестать убегать, – ответила Париджахан. – Посмотрим, что они скажут, когда наконец-то найдут меня.
Возможно, они еще не достигли мира для своих стран, но определенно достигли мира в этой маленькой комнате, и пока что это было все, о чем Надя могла мечтать.
Эпилог
Мальчик, который был монстром
Она шептала. Книга, которая когда-то была пропитана его кровью. Она всегда шептала.
Он отнес ее в Соляные пещеры, оставил в хранилище. Но девушка, которая бесстрашно ходила по пещерам, сказала, что это, вероятно, не лучшее место, что в воздухе слишком много магии, которой она может питаться. Он с неохотой забрал ее в Гражик. Он построил хранилище в углу своего кабинета, и, хотя девушка морщила нос каждый раз, когда входила в комнату, книга оставалась там.
Но он всегда мог ее слышать. Коварный шепот все не прекращался. Даже когда он закрыл дверь и лег спать, ее шепот просочился в его сны.
Он сказал, что ее нужно уничтожить.
Она говорила, что, уничтожив книгу, они выпустят его на свободу.
И они спорили часами, но в конце концов всегда оставляли ее в углу, запертую на замок.
Он проводил большую часть своего времени, пытаясь собрать воедино хрупкие обрывки магии, оставшиеся в Транавии. Долгие дни он проводил взаперти в своем кабинете, иногда наедине с шепотом, но чаще всего с девушкой, чьи светлые волосы были похожи на снег и мед. Ее левую руку скрывала перчатка, хотя он снова и снова говорил ей, что в Гражике никто не обращает внимания на такие вещи. Она читала его заметки, указывала на несоответствия и отыскивала все места, которые он не мог найти сам, с помощью своей странной, непостижимой магии. Иногда его брат садился на спинку стула, закидывал ноги на сиденье и хмурился, глядя на записи, собранные Малахией, пока в его коротко стриженных волосах копошились мотыльки, но одной улыбки его генерала было достаточно, чтобы он отвлекся и ушел прочь. В другое время он приглашал в свой кабинет прасита, чтобы она нашла закономерность в цифрах, и его напряжение немного спадало. Или он проводил исследования вместе с целителем, пытаясь выяснить, на что способна магия смертных.
Бог, которого он согласился впустить, никогда не разговаривал. Только шептал, снова и снова.
Но шепот не мог причинить ему вреда. Он беспокоился о гораздо более важных вещах. Транавия и Калязин нуждались в восстановлении. Время между войной и миром было опасным и напряженным.
Но магия витала повсюду, и то, что было заперто, просто выжидало, когда откроется очередная дверь.