Благословенный

Еще больше убыли смертью, ставилось Суворову в укор дезертирство. Но это было язвой всей русской армии того времени, особенно в войсках пограничных, так что в разных местах, за границей, образовались целые колонии русских беглых солдат. К числу таких районов принадлежала и Финляндия, которая, сверх того, служила ссылочным местом для порочных солдат, как кригсрехтных (осужденных по суду), так и переведенных из гвардии за проступки. Немудрено поэтому, что в финляндских войсках было постоянно много беглых, и хотя Суворов уменьшил размеры зла, но не имел времени и возможности добиться до существенного улучшения.

— Вот в Южной армии, у светлейшего князя, держал гошпиталь доктор Самойлович. Вот у него всё было поставлено замечательно!

Доктор Самойлович… Где-то я уже слышал про него! Надо бы уже познакомиться с этаким самородком! Я до сих пор не решался оторвать занятого человека от важного дела, — представляю, сколько у него в Екатеринославской армии работы! Но было бы замечательно наладить госпитальную часть и лазареты лучшим, чем сейчас, образом.

— Александр Васильевич, Доктора Самойловича я при случае непременно вызову в Петербург, и, если только это будет в моей власти, перестрою госпитальное дело по его указаниям. А что до слухов, которые вас порицают — я уверен, что всё это грязные басни!

— Ах, Александр Павлович! Все, кто знает меня, думают также. Однако я не жалую, чтобы меня кто решился этак вот порицать, и впредь буду требовать сатисфакции! Я, как партикулярный человек, отвечаю всякому партикулярному человеку, как равный ему, кто бы он ни был, и что бы то ни было!

— Ну, Александр Васильевич, не горячитеся так! Ещё не хватало, чтобы командовавший под Измаилом генерал вдруг получил пулю на дуэли от какого-нибудь светского хлыща. Вы лучше обращайтесь ко мне… со всем обращайтесь ко мне! ведь вот с дочерью вашей удалось всё решить ко всеобщему удовлетворению!

Тут Суворов просто расцвёл.

— Ах, не могу выразить всю мою к вам признательность за участие в судьбе дочери моей! И то внимание, которое оказали вы на празднике в Таврическом дворце, многим заткнуло рты! Кстати, она сейчас здесь. Наташа! Наташа!

Через несколько секунд Наталья Александровна, в домашнем кисейном платье, спустилась с бельэтажа.

— Наташенька, сердце моё, вели подать самовар, да и сама присоединяйся к нам; мы с Александром Павловичем, верно, о делах больше не будем толковать.

Вскоре на стол поместился вместительный медный, покрытый лёгкою патиною самовар, фарфоровые чашки и разные угощения, между прочим — моё любимое земляничное варенье. Мы переместились из гостиной в столовую залу, куда спустился вскоре Дмитрий Иванович Хвостов — хозяин дома, супруга его Аграфена Ивановна, и, разумеется, Наталья Александровна.

Она, будучи уже со мною знакомой по дворцовым камер-фрейлинским обязанностям, в отличае от робевших хозяев дома, спросила довольно непринуждённо:

— Ну, господа, об чем разговор ваш закончился? Что порешили? На Стокгольм поход иль на Царьград?

— Бери выше, Наташенька: Александр Павлович любезно определили меня воевать безбожный Париж! — с серьёзным видом отвечал ей отец, смешинками в глазах давая, однако, понять, что к словам его относиться серьёзно не следует.

Аграфена Ивановна, племянница Суворова, своими руками налила нам чай.

— Господи, как же я счастлива, что он теперь в Финляндии! — отвечала Наташа, беззаботно болтая серебряной ложечкой в чашке веджвудского фарфора. — Нечасто мне в детстве доводилось видеть отца своего! Теперь же, я знаю, он рядом, ведь Финляндия много ближе и Молдавии, и Крыма! Даже вот, приезжает к нам иногда… Может, на Париж-то вы Каменского пошлёте, или Репнина?

— Ну, только не «сипящего фагота»! — деланно возмутился Суворов, и правда, не жаловавший этого полководца, особенно с тех пор, как он заменил Потёмкина в Южной армии.

— А я полагаю, Наталья Александровна подала сейчас мнение огромной государственной важности. Следует лечить подобное подобным: отправить «гнусавого» к «гнусавым» — это конгениально! — отшутился я, любезно изобразив поклон в сторону дочери Суворова.

— Глупости! — то ли в шутку, то ли всерьёз отвечал полководец. — Александр Павлович, мы только что толковали с вами, что доктора все суть шарлатаны и мошенники! «Лечить подобное подобным». Ну, надо же! Вот вы скажите мне на милость, чего общего у конского щавеля с поносом… гм… впрочем, это не к столу…

— А что, на юге наши дела кончены? — осмелился спросить Дмитрий Иванович, в продолжении нашего разговора державшийся очень скромно.

— Наверное, да; все условия мира согласованы, и государыня очень его желает. Граф Безбородко, полагаю, вскоре окончит это дело!