Благословенный

* * *

В тот же день меня посетил английский посланник — Чарльз Уитворд. Больше всего он интересовался моей позицией по отношению к Франции. Пришлось его огорчить:

— Скажу прямо, Чарльз: Россия не будет участвовать в войне с Францией. Нет, дело не в боязни революции и не в страхе проиграть. Просто мы, наблюдая за событиями, четко осознали, что происходящая сейчас европейская война — это идейно-политический конфликт, это война идеологий. А мы, не будучи вполне европейской страной, не разбираемся и не можем в достаточной мере разбираться в этих идеологических нюансах. Поэтому, увы, мы намерены держаться в стороне от этого спора, впрочем, как и от остальных европейских событий. Мы объявляем самоизоляцию от европейских бурь, выбирая позицию и путь стороннего наблюдателя.

— Вот как? Неужели вы решили заколотить «Окно в Европу»?

— Конечно, нет. Но мы больше не будем посылать в это окно ни своих солдат, ни дипломатов, ни шпионов. Торговля, наука, просвещение — это пожалуйста. А воевать — нет. Увольте! Последние годы мы слишком часто вмешивалась без всякого повода в дела, которые прямо нас не касались. Ни одно событие не могло произойти в Европе без того, чтобы Россия не обнаружила притязаний принять в нем участия и не начинала вести дорогостоящие и бесполезные войны. В этом нет никакого смысла! Благодаря своему счастливому положению, мы можем жить в мире с государствами всего земного шара и отдаться исключительно внутренним реформам, не опасаясь, что кто-либо осмелится помешать нам в этой важной и полезной работе. Именно во внутренней своей жизни Россия может достигнуть громадных успехов в смысле установления порядка, экономического преуспеяния и правосудия во всех частях обширной империи, что вызовет процветание земледелия, торговли и промышленности. Что приносили многочисленному населению России дела Европы и ее войны, вызывавшиеся этими делами? Мы не извлекали из них для себя никакой пользы, а только гибли на полях сражений! Я убеждён, что действительного благосостояния России нам нужен продолжительный мир и постоянные попечения умной и миролюбивой администрации.

— Ваше Величество! Но ведь вы же прекрасно понимаете, что тот, кто желает мира, должен готовиться к войне; и если вы не будете участвовать европейских делах, всё это кончится лишь тем, что вы утратите всех возможных союзников; однажды вам придётся иметь дело с гигантской, неумолимо огромной и мощной якобинской Францией, покорившей всю Европу и поставившей континентальные нации на службу своему честолюбию! Наша страна, конечно, останется утёсом, возвышающимся среди бурных волн, неизменно доброжелательным к вашей великой Империи, но, Ваше Величество, наш маленький остров не сможет тогда оказать вам достаточной поддержки в борьбе с французским Голиафом!

— Знаете, Чарльз, я много думал об этом, действительно много, и, честное слово, чем более я об этом размышлял, тем больше приходил к мысли о правильности выбранного пути. Россия, на мой взгляд, достаточно велика и могущественна по своим размерам, населению и положению; нам нечего бояться ни европейских держав, ни даже их союза. Конечно, объединив силы нескольких европейских держав, можно нанести России поражение, но цена такой победы будет несопоставима с достигнутыми преимуществами. Так что, мистер Уитворд, я не готов принять какого-либо участия в вашем крестовом походе против Парижа. Да и вам советую закончить с ними дело миром. Время идёт, расходы растут, люди гибнут, а вы так и не можете победить французов. Может быть, оставить эту затею?

Каменный подбородок и острый взгляд англичанина, в глубинах которого всё больше нарастала тёмная, тягучая неприязнь, явственно свидетельствовали, что ход нашей беседы посланнику короля Георга совершенно не по нраву.

— Ваше Высочество, Сент-Джеймский кабинет, служить коему я имею честь, весьма щепетильно относится к поддержанию европейского равновесия, которое страшным образом нарушилось после несчастного парижского переворота 1789 года…

— Ах, оставьте! — перебил я. — Желание мистера Питта во что бы то ни стало сохранить европейское равновесие похоже на религиозный фанатизм. Люди, слабые духом, всегда мечтают о том чтобы «всё оставалось по-прежнему». Но смею заметить, что это невозможно. Как двести лет назад сказал один недурной драматург:

'В делах людей прилив есть и отлив.

С приливом достигаем мы успеха,

Когда ж отлив наступит,

Лодка жизни по отмелям несчастья волочится.

Сейчас ещё с приливом мы плывём

Воспользоваться мы должны теченьем,

Иль потеряем груз'*.