И тогда он удивил ее еще больше, взяв ее ладонь в свои. Вот уже сорок лет Уинифред не ощущала человеческого прикосновения, тем более прикосновения мужчины! И в тот же момент произошло нечто удивительное: впервые за всю свою жизнь, ощутив под пальцами тепло человеческого тела, Уинифред увидела в представителе противоположного пола не отца, не брата, не торговца и не священника, но мужчину. Она заглянула в темные живые глаза Симона и почувствовала, что у нее в груди пробудились какие-то неизведанные ощущения.
А потом ей было видение, — дар, доставшийся от кельтских предков, который когда-то помог ей разыскать потерянную серебряную ложку и пирожки с мясом, только на этот раз она увидела свое прошлое: за одну секунду она увидела себя и этого человека сорок лет назад, в тот день, когда впервые отправилась в Святую Амелию. Тогда он был странствующим юношей, который носил за собой повсюду жонглерские шарики и коробку с принадлежностями для фокусов. Их взгляды пересеклись, когда он прошел мимо нее, потом все исчезло из виду. Но позже, в часовне Святой Амелии, четырнадцатилетняя Уинифред, вместо того чтобы идти осматривать монастырь, думала о красивом юноше, повстречавшемся ей на пути. Она не бродит по монастырю и не заходит в скрипторий, вместо этого она с матерью и сестрами возвращается домой, откуда на следующий день отправляется на городскую ярмарку, где во второй раз сталкивается с этим юношей. Они заговаривают друг с другом, и между ними вспыхивает волшебная искорка. Он говорит с ужасным акцентом, и на нем иноземное платье. Он говорит, что родом из Испании, хочет путешествовать по стране, чтобы дарить людям чудеса и радость. Он обещает вернуться, и Уинифред ждет его. Через пять лет она видит его вновь — вот он стоит у ворот их усадьбы с запряженной лошадью в новехонькую повозку, и просит ее уехать с ним. Они объедут весь мир, говорит он, они многое увидят, и у них будет много детей. И Уинифред убегает с этим чужеземцем, ни разу не оглянувшись.
Она моргнула и, затаив дыхание, пристально смотрела в темные глаза господина Джаффара. Она поняла, что перед ней мелькнуло то, что могло бы произойти.
— Куда вы направляетесь отсюда? — спросила она вдруг.
Вопрос удивил его.
— В аббатство, мать настоятельница. Монахи покупают у меня снадобья.
— Уезжайте в глубь страны, — сказала она. — Через Мейфилд.
— Но Мейфилд мне совсем не по пути, это два лишних дня дороги. И потом, чтобы вернуться…
— Пожалуйста, — настойчиво проговорила она.
— Вы можете объяснить мне, зачем?
— У меня предчувствие. Вы должны развернуться и ехать вглубь, через Брайер-Вуд.
Он задумался.
— Я поговорю об этом с Шешкой, мать настоятельница, — сказал он, имея в виду свою кобылу. — И, если она не будет против, мы отправимся в объезд. — Он взобрался на повозку, взял вожжи и махнул ей рукой на прощание.
— Где сестра Агнес? Пора уезжать.
Леди Милдред вошла в капитул, неся последние пожитки — древние горшки со сковородками и поломанную скалку — вещи совершенно бесполезные, но они были дороги ей как память, она не могла здесь оставить, хотя Уинифред сказала ей, что ей больше не придется готовить.
— Агнес на кладбище, — сказала Милдред, пыхтя от усилий. Она не согласилась оставить здесь даже ложки; вся ее кухонная утварь была собрана и упакована в тюки. Человек, который должен был отвезти сестер в монастырь, собрался отправляться еще за одной повозкой. Ирония заключалась в том, что, хотя сестры и давали обет нестяжательности, вступая в монастырь, они должны были принести с собой деньги и вещи, предназначавшиеся для общего пользования. Поэтому, хотя сама Уинифред и все монахини были нищими, у них скопилось много вещей, доставшихся в наследство от предшествующих поколений сестер.
Уинифред не удивилась, узнав, что Агнес ушла на монастырское кладбище. Она ходила туда каждое воскресенье вот уже шестьдесят лет. Теперь она должна с ним попрощаться.
Старая монахиня стояла на коленях подле крошечной могилки, расположенной в тени вяза, листья которого недавно поразила головня. Она обрывала засохшие листья скрюченными от артрита пальцами. И плакала.
Уинифред опустилась на колени рядом с ней, перекрестилась и, закрыв глаза, стала молиться. В земле в крошечном гробике лежал прах младенца, прожившего всего несколько часов. Шестьдесят один год назад, во время набега норманнов на Портминстер, девушку и ее двоюродных сестер настигла у реки банда викингов. Остальные смогли убежать, а Агнес поймали и изнасиловали. Когда через несколько недель она обнаружила, что беременна, ее отправили в монастырь Святой Амелии, потому что, по мнению отца, она опозорила их семью. Монахини ее приняли, но ребенок прожил недолго. Похоронив его здесь, на монастырском кладбище, Агнес осталась в монастыре и больше никогда не виделась с семьей. Она приняла постриг и стала обучаться искусству расписывать миниатюры, и каждое воскресенье на протяжении всей своей последующей жизни изливала свою любовь на могилку с простой надписью: «Джон — ум. в 962 г. от Р.Х.».