Всё дело в сравнительной маломощности российской науки, а с нею — производственной и образовательной базы. В таких условиях трудно было воспользоваться теми знаниями, которыми я обладал: без общего прогресса всего человечества вряд ли мы бы вытянули даже двигатель внутреннего сгорания. Поэтому я решил, что не только российская наука, но и познания всего мира должны двинуться вперёд как можно быстрее. Конечно же, это означало, что другие страны тоже получат некоторые интересные технологии, в их числе и военные; но было понятно, что рано или поздно и так получат, причём бесплатно — либо украв наши достижения, либо воспроизведя их самостоятельно. Если же мы будем более открыты, то сможет торговать новыми изделиями, знаниями и умениями, обогащаясь и привлекая в страну талантливых учёных со всего мира; завоюем авторитет среди наиболее высокообразованных слоёв мирового сообщества, а, самое главное — сумеем использовать мировое развитие для нашего собственного усиления. Например, хотя знаменитый танк Т-34 появился в СССР, но базировался на американской конструкции У. Кристи, а станки, на которых изготавливали его узлы и агрегаты, в значительной степени были иностранными — немецкий пресс, американские карусельные станки, и так далее… В общем, используя те знания о путях развития промышленности, науки и общества, которыми я обладал, можно было снимать сливки с каждого этапа научного прогресса, точечно выбирая те решения, технологии и образцы, которые дадут нам наилучшие результаты. Когда в небо взмоют самолёты. У всех будут деревянные этажерки, а у нас — стремительный Як-3; когда появятся танки, то вражеским «ромбам» будет противостоять Т-34; а броненосцы враждебной эскадры встретятся с «супердредноутами». Нет нужды быть впереди остальных на три корпуса; для победы достаточно опережать соперников на полшага… Ну и кроме того, я почитал глубоко аморальным сидеть на знаниях, полученных усилиями учёных всего мира, как собака на сене, имея возможность помочь страждущему человечеству и не пошевелив ради этого пальцем.
Ну и «мягкая сила», разумеется. Куда без неё?
Итак, постепенно ученые всего мира собрались таким образом в Петербурге. Всех участников конференции через газеты и подобные театральным афиши оповестили о необходимости зарегистрироваться в Российской Академии Наук, чтобы власти получили хоть какое-то представление о численности прибывших, а также
Из Петербурга учёных организованно повезли в Пеллу по Неве на пароходах. Ранним утром 4-го июля 1799 года на свежеуложенной гранитной Английской набережной собралась целая толпа прилично одетых благородных господ; многие были с жёнами и даже детьми. Все оживлённо переговаривались на разных языках: среди ученых оказалось много знакомых друг с другом заочно, по переписке или научной полемике.
Вдруг этот галдёж прервал непривычно-резкий свист стравливаемого пара. Дамы и господа, собравшиеся на набережной, с изумлением смотрели, как к ним приближается невиданное судно без вёсел и парусов: приземистое, густо дымящее из сдвоенной высокой трубы, но зато снабжённое огромными мельничными колёсами, ритмично шлепающими по тёмной сине-зелёной глади Невы многочисленными хитро изогнутыми лопатками. Скорость кораблика впечатляла — иди он на вёслах, не дал бы и 3-х узлов, а паровой движитель позволял ему развивать более семи!
— Ох, вы посмотрите! О-ла-ла! Тот самый «пароход», о котором так много сейчас разговоров в Гавре! Там очень завидовали крондштадским докерам — ведь они могут передвигать суда по акватории порта паровым буксиром! — сообщил всем господин Сент-Илер, парижанин, прибывший в составе огромной делегации парижской Академии наук.
Приблизившись, судно дало задний ход, чтобы смягчить касание о набережную, и колёса, на несколько секунд остановившись, вдруг начали вращаться в противоположную сторону. Тупой, без форштевня, нос «парохода», оснащённый специальными продолговатыми пухлыми демпферами, ткнулся в такие же смягчающие подкладки на гранитном парапете набережной, и матросы сноровисто начали швартовать корабль носом к берегу.
Посадка происходила тоже весьма необычным путём — с парохода на набережную был перекинут трап с перилами! Дамы и господа с опаской и любопытством перебегали на палубу, оказавшуюся вполне обычной, деревянной; здесь любезный стюард провожал их на отведённые места под огромным тентом. Разноязыкая, многонациональная толпа, оживлёно болтая и ахая, постепенно распределилась по местам в предвкушении предстоящего путешествия.
— Ай! — вскричала какая-то дама, когда дроссель с визгом стравил пар, и пароход окутался белым облаком.
— Отдать концы! Малый назад! — крикнул капитан в импозантном флотском мундире, поднеся ко рту странную штуку с раструбом и механик, выглянувший на мгновение из своей рубки, устроенной прямо возле больших паровых труб, ответил «есть» и скрылся внутри. Могучее тело парохода сотрясла вибрация, и огромные лопасти гребных колёс вспенили воды Невы, вращаясь в противоположном направлении.