Благословенный

Кэрол отвернулась в сторону, безучастно разглядывая прохожих, каждый из которых бросал взгляд на Тима, невольно привлекающего всеобщее внимание своим ростом и шрамами на красивом лице. Взгляды эти были разными — любопытными, сочувствующими, настороженными, ошеломленными — и с Тима переходили на нее, становясь недоуменными и вопросительными. Она понимала их вопрос. И ей хотелось ответить «Не смотрите на него так, он такой же как вы». Но это было не так. И люди это инстинктивно чувствовали. Он потому и выделялся, привлекая внимание, что был не из этой толпы, такой пестрой и разной, но в которой он себя чувствовал чужим, не сливаясь и не становясь с ней одним целым, как другие. Как чужак, попавший не в свое племя, привыкший к иной жизни и другим законам. Как дикий опасный хищник, с изодранной шкурой и враждебным взглядом, затесавшийся в стаю к своим одомашненным сородичам. Кэрол невольно улыбнулась своим мыслям и сравнениям. Но, как бы там ни было, люди неизменно обходили Тима стороной, сохраняя дистанцию как минимум на расстояние вытянутой руки, тогда как между собой толкались, не замечая друг друга. Он был не такой, как они, относился к другой категории людей. Жизнь его наложила свой отпечаток на лицо и взгляд, «бандитское», как выразился Кевин, и выразился довольно точно. Отщепенец человеческого общества, беспризорник и бродяга, малолетний преступник, вор, знающий и признающий только себе подобных, а ныне профессиональный убийца, зарабатывающий человеческой кровью. Сверху вниз смотрел он на окружающих его людей, других, которые боялись и не признавали таких, как он, худшей и грязной половины человечества, называли подонками и сволочами, смотрел с вызовом и дерзостью, с пренебрежением и не без тени горькой неприязни в холодных глазах, подо льдом которых тщательно скрывалась искалеченная душа. Ее не видели другие, но чувствовала Кэрол. Проходящие мимо люди и их любопытные взгляды стали вдруг раздражать ее. Она понимала, что, придя сюда, стоя сейчас рядом с ней, он бросает вызов всем этим людям, шагнув в их мир, где не находил себе места, предпочитая оставаться с такими, как он, живя той жизнью и по тем законам, к которым привык. Ее, Кэрол, он считал представительницей этого общества, из которого сам был выброшен в начале своей жизни, и куда ему не было возврата. Они все были для него врагами.

И он бледнел от мысли, что будет отброшен назад, не будет принят, что ему продемонстрируют, что его место не здесь, не среди добропорядочных и мирных, не рядом с этой женщиной, такой прекрасной и такой чистой на фоне его уродливой, запятнанной грязью и кровью жизни. Его руки, нечестные и жестокие, которыми он воровал, убивал, держал насилуемых им женщин, ласкал дешевых истасканных шлюх, смеют ли они после всего этого прикасаться к этой женщине, на которую он мог смотреть только затаив дыхание?

Наблюдая, как она ловит взгляды прохожих, он почувствовал горечь и бесконечное уныние. И невыносимое, болезненное унижение. Но решил пойти до конца, чтобы раз и навсегда умертвить в себе надежду на любовь и вернуться восвояси, смирившись с тем, что нормальная женщина никогда не подпустит к себе такого, как он, и ему придется довольствоваться потаскухами.

— Я пришел, чтобы пригласить тебя поужинать… со мной, — с вызовом и надменностью произнес он, впившись взглядом в ее лицо. Кэрол повернулась. Он не отвел больше глаз, холодно и почти враждебно смотря на нее.

— Зачем?

Ее вопрос заставил его растеряться, он, видимо, не был к нему готов.

— Я… я хотел бы поговорить.

— Я услышала достаточно, когда ты откровенничал с Иссой. Хочешь добавить к сказанному что-то еще?

Он молчал, не отводя неподвижного взгляда от красивых прозрачных глаз, сердитых и обиженных.

— Ну, так что? Ты согласна? — после долгого напряженного молчания хрипло спросил он.

Кэрол нервно постукивала длинными ногтями по сумочке, не пытаясь скрыть своей ярости и обиды.

— Где и когда?

Когда он назвал выбранный ресторан, она не удержалась от удивленного взгляда. Она не бывала в Нью-йоркских ресторанах, но об этом слышала — он отличался изысканностью и утонченностью, почти аристократизмом, в нем собиралась почтенная, преисполненная достоинства, состоятельная публика. Кэрол поняла, что это был вызов с его стороны, но не показала этого.

— Хорошо.

— Я закажу столик на завтра, на десять. Устоит?

— Устроит. До завтра.

— До завтра.

Отвернувшись, Кэрол смешалась с толпой, направляясь на стоянку, где оставляла машину. Она чувствовала, что он смотрит ей вслед, и знала, что он гадает, придет ли она завтра на это так холодно, почти враждебно назначенное свидание. Демонстративное свидание среди людей, которые обязательно обратят на них свое внимание и осудят своими взглядами за ее выбор, за общество мужчины, с которым она не стесняется показаться в приличном месте. И который не стыдится показаться в прекрасном изысканном ресторане со своим обезображенным лицом, шокируя окружающих и вводя их в смятение.