Коттон спрыгнул вниз и уселся на землю, прислонясь спиной к ограде. Остальные тоже спустились и сели рядом. Расстегнув «молнию» на куртке, Коттон вытащил из-под майки армейскую бляху и принялся теребить ее, как четки.
– Худо дело? – спросил Лалли-2.
– Ага.
– А в чем проблема?
– В том, что мы своего не добились. Ни черта мы не добились!
Коттон обжег их взглядом, от волнения речь его стала невнятной.
– Что мы сделали? Выпустили бизонов на волю. А утром их окружат и убьют. Эти охотнички явились сюда, чтобы завтра пристрелить три десятка бизонов, и они своего не упустят.
Мы тут виски распиваем, пляски устраиваем, домой собираемся – а ни черта ведь не сделано! Поколению Коттона войну доставляли на дом. Играть в полицейских и гангстеров, в ковбоев и индейцев
- этого им было мало. Стоило нажать на кнопку, чтобы с головой окунуться в сплошное насилие - так выглядела вьетнамская война на телеэкране. Коттон бредил Вьетнамом. Это была переносная война: поставишь телевизор в гостиной - вот тебе воздушный налет, перетащишь в спальню - вот тебе карательная операция, унесешь в ванную - вот тебе артобстрел с моря. Напалм на завтрак, горы трупов - к обеду. Мысленно Коттон не расставался с картой боевых действий. Его воображение щетинилось новейшими видами оружия. Вьетнамская деревня была для него реальнее индейского поселка. Он распростился с ребяческими фантазиями - первым высадиться на Луну или стать лучшим бейсболистом Америки. Вместо этого Коттон с остатками своего взвода пробирался через рисовые поля, поднимал в атаку солдат, осколком ему отрывало ногу, и президент награждал его орденом в Белом доме. Больше всего Коттон боялся, что, пока он вырастет, война кончится.