Благослови зверей и детей

Соперничество между братьями Лалли граничило с психозом. Не умея держать в узде свои порывы, Лалли-1, после того как перебил в домике всю живность, еще раз открыто проявил ненависть к брату. Лалли-2 стал победителем в лагерном родео. Это было соревнование на время: требовалось проскакать от старта до расположенных в пятидесяти ярдах пустых бочек из-под бензина, отстоящих друг от друга на одинаковом расстоянии, как можно быстрее объехать вокруг каждой, свесившись в седле набок и не выпуская поводьев, а потом, снова сев в седло, вернуться к месту старта. Секундомер был пущен, но, поскольку Шеба относилась к Лалли-2 совсем как к собственному жеребенку, они умудрились на целых три секунды обойти соперника, занявшего второе место. Впервые за все лето победу в соревновании одержали писуны. Прошло несколько минут, и кто-то заметил, что над их домиком курится дымок. Все бросились тушить пожар. Как выяснилось, Лалли-1 поджег поролоновую подушечку, привезенную братом из дома, ту самую, без которой Лалли-2 не мог заснуть, ту самую, с которой он залезал по ночам под койку. Пока подушечку заливали водой, она наполовину сгорела и изошла черным дымом.

– Кончен разговор, – сказал Коттон, перелезая через борт. – Как будем проволоку резать?

Он вцепился в проволоку, стягивавшую брикет и потянул, но безрезультатно.

– Тефт, в кабине должны быть кусачки.

Кусачек Тефт не нашел.

– Черт! – огорчился Коттон.

– Гои несчастные, – усмехнулся Шеккер. – Здесь без бедного еврея не обойтись.

Он взял винтовку, поддел ее стволом проволоку и стал поворачивать приклад по часовой стрелке. Под слоем жира у Шеккера пряталась крепкая мускулатура. Наконец проволока лопнула.

Гуденау уже открыл рот, чтобы прокричать «ура», но Коттон зашикал на него:

– Тише! А то набегут охотнички и возьмут нас на мушку. Им один черт куда палить, лишь бы цель была живая. Так, все готовы? Тефт, помни: фары не включать. А когда мотор заведется – если, конечно, он заведется, – не гони, езжай помалу. Ну, давай!

Они ждали.

– Заводи же, Тефт! – сказал Коттон.

Подождали еще.

Потом из окна кабины высунулась длинная, словно пластмассовая, рука. В руке было что-то стыдливо зажато.