Благослови зверей и детей

Наутро они осматривали окрестности, снова купались, а после обеда уложили рюкзаки и, готовясь к восхождению, наполнили фляги ключевой водой. Тут-то все и началось. Ничуть не сомневаясь, что окажутся наверху намного раньше писунов, апачи заявили, что, как только доберутся до грузовиков, поедут обратно в лагерь, а копуш этих дожидаться не станут. Однако старший вожатый ответил, что подождать им придется: группа должна вернуться вся вместе, к тому же и ждать писунов долго не придется. Апачи подняли крик. И предложили пари: они ставят бизонью голову против ночного горшка, что на перевале окажутся на час раньше писунов. В противном случае они, апачи, забирают себе горшок на оставшиеся две недели. Коттон принял вызов. Сверили часы, и восхождение началось.

Первые три мили, по пологому склону, писуны шли вровень с апачами… Но начался настоящий подъем, и они отстали. После дождя стало донельзя влажно. Насыщенный паром воздух был зажат меж стенами каньона. С писунов градом лил пот. За спиной у Коттона они то и дело отхлебывали воду из фляжек. Оставалось еще две мили, когда вода кончилась. Плечи под рюкзаками ныли. Писуны потихоньку выбрасывали на дорогу снаряжение. Раскалившийся за день гранит и песчаник теперь отдавали свой жар. Подъем стал почти отвесным. За милю до перевала они услышали издевательский гогот. Апачи уже были наверху и теперь, наблюдая за писунами, поглядывали на часы. Связи, соединявшие писунов, внезапно распались. Гуденау и Лалли-2 плюхнулись на землю и заревели. Тефт, Шеккер и Лалли-1, тяжело дыша, распластались в тени валунов. Лимонад с отвращением приказал им встать, но они не пошевелились, и тогда он пошел дальше один. А они остались.

Коттон поставил горшок на землю и посмотрел на часы. Последнюю милю нужно было преодолеть за двадцать восемь минут. Он попробовал расшевелить своих вояк криком. Он стал умолять их, но напрасно. Случайность свела их вместе. Их объединили унижения, неврозы и чувство безнадежности. И вот тонкие нити, связывавшие их в беде, порвались. Коттон больше был зол на себя, чем на них. Зря он согласился на пари. Это была тактическая ошибка. Дело ведь не только в том, чтобы отделаться от этой чертовой ночной посудины. Впервые в жизни они оказались близки к победе. Если он позволит им сдаться, они потеряют друг друга. А потеряв друг друга, потеряют и сами себя. Коттону стало ясно: судьба всего лета висит теперь на волоске, подвешена к кромке каньона.