Док выскочил из-за стола, подошел к аквариуму, уставился в подсвеченную воду. Из-за камня выглянул осьминог. Он взмахивал щупальцем, как заправский дирижер, подавая знаки невидимому оркестру: бамс, бамс, вот она идет, эти бедра и колени, бамс, бамс, — раздавалось в голове Дока легким веселым звоном…
Док уронил голову, потер веки — в темноте заплясали разноцветные разводы. Потом встал и отправился за пивом.
7. Не верь началу, а верь концу
При всем своем хорошем, можно сказать дружеском расположении к Фауне, Джозеф-Мария частенько подумывал, что не очень-то пристало женщине владеть «Медвежьим стягом» — солидным, доходным заведением. Ладно бы управительница, а то ведь хозяйка) Что-что, а уж доход должен стекаться к мужчине, думал Джозеф-Мария. Стоит женщине дорваться до денег, как у нее расстраивается психика, — хочешь остаться здоровой, держись от денег подальше. Баба при деньгах — это уже не женщина, но еще и не мужчина. Она больше не дорожит женственностью, а ведь женственность — самое ценное ее качество!
Джозеф-Мария смекал, как бы освободить Фауну от тяжкой ответственности владения капиталом. Вот если бы ему стать хозяином, а Фауне управительницей — сразу бы установилось желанное, естественное равновесие. До сих пор Фауна удачно избегала его покровительства, однако Джозеф-Мария от своих замыслов не отказывался — глядишь, еще представится удобный случай.
Хороший финансист, просматривая таблицу курсов акций, обращает внимание не только на свои акции, — он еще на всякий случай примечает, как дела у других. Вот так и Джозеф-Мария поглядывал: как там соседка? Собственные его дела шли отлично, отчего бы не раскинуть вокруг благосклонно-хищным оком?.. Сюзи еще не успела отдать вещи с дороги в стирку, а Джозеф-Мария уже знал, какое пополнение в «Медвежьем стяге», и радовался: наконец-то Фауна дала промашку.
— Слышал я, — сказал он, зайдя к Фауне в гости, — у тебя появилась новенькая. Смотри, наплачешься с ней…
— Да уж, чует мое сердце, — вздохнула Фауна.
— Зачем же было ее принимать?
— Видишь ли, — сказала Фауна, — иногда я ошибаюсь нарочно. Конечно, для меня она плохое приобретение, но зато после моей выучки будет из нее кому-нибудь хорошая жена.
— Да ведь она тебя как дурочку провела, — попробовал поддеть Патрон.
— Ну и ладно, не все же в умных ходить, — отвечала Фауна. — Что вообще человек о жизни знает, если хоть раз в дураках не побывал? Вот помню, поехала я миссионершей в Южную Америку…
— В Южную Америку? Зачем?
— Ну, это сразу не объяснишь…
— И что же ты там делала?
— Учила туземцев любить ближнего.
— А они?
— А они меня учили, как выделывать человеческие головы.
— Вот дикари! — с пафосом произнес Патрон.
— Какие же они дикари? Просто хорошие, честные ребята, охотники за головами. Если покупаешь голову у них, так это стоящий товар, без обмана. Правда, всегда найдется какой-нибудь шустрый малый, вроде этого… Ата-ту-лагу-лу. Это, я тебе скажу, прирожденный был жулик. Повадился обезьяньи головы выдавать за человечьи. Побреет получше, ну и, понятно, сушит не так долго, чтоб слишком сильно не съеживались. А люди что… люди все купят…
— Это точно, — согласился Патрон.
— Занесло к нам на беду епископа, — продолжала Фауна. — Ох уж он меня честил, что я эти головы покупала!..
— Ты? Покупала?!
— Ну да. У меня до сих пор в дровяном сарае их целый ящик… Так вот, меня за дуру считали, однако потом все окупилось…
— Это как же?
— А вот посуди сам. У меня в племени все люди были честные и головы продавали настоящие. Появляется на рынке партия голов. А этот жулик, Ата-ту, берет и подбрасывает туда парочку обезьяньих. Что получается? Люди перестают друг другу верить! На настоящую голову смотрят, как на фальшивку. Вот я и скупала у него эти головы, чтобы на рынок не попадали. Там, где я миссионерша, все должно быть по-честному!..
— Но он, наверное, дорого за них брал?..
— Да уж, дороже, чем за настоящие. Знал шельма, что все равно куплю.
— Тут бы любой не растерялся…
— Зато скоро все честь по чести стало… Случится покупать голову в племени Чунгла, не сомневайся — настоящая!
— Он что, больше не подделывает?
Фауна выдвинула ящик стола и извлекла нечто — примерно с лимон размером, круглое, гладкое, как полированное черное дерево.
— Увы… — вздохнула Фауна. — Красивая, правда?
Патрон поспешно отвернулся.
— Вообще-то мне пора домой. У меня племянник в лавке один.
— Как он поживает, все трубит?