Благовест с Амура

Ну, если русские моряки и не склонны к пиратству, то начали ловить браконьеров-китобоев, что тоже наносит ущерб интересам Англии и Франции, из чего следует, что российские корабли надобно уничтожить. По крайней мере, их базу. А поскольку у России на крайнем Востоке была только одна морская база — порт Петропавловск, то, естественно, он и должен быть ликвидирован. То же самое предполагали и в Петербурге; поэтому именно «Диана», кстати, и привезла высочайшее повеление об укрытии кораблей при наступлении опасности в устье Амура, а заодно и извещение о сплаве войск по Амуру. Корабли Путятина — «Паллада», «Диана», корвет «Оливуца», транспорт «Князь Меншиков» — собрались в Императорской Гавани, а «Восток» направился в Де-Кастри, где поступил в распоряжение генерал-губернатора. Узнав от Римского-Корсакова об угрозе нападения англо-французского флота, Муравьев вспомнил предупреждение Алиши и произнес странные для окружающих слова:

— Вот он и наступил, день «X». Да, лишние жертвы никому не нужны.

И как главнокомандующий срочно перераспределил свои силы. Для укомплектования 47-го флотского экипажа на Камчатке он направил в Петропавловск 350 человек на транспорте «Двина», который пришел из Кронштадта с грузом пушек и другого военного снаряжения; лично осмотрел устье Амура и определил места для сооружения береговых батарей — на мысах Куегда, Мео и Чныррах; команду, назначенную для отправки в Русскую Америку, придержал и бросил на прорубание просеки от Кизи до Де-Кастри.

— Ваше превосходительство, — попытался возразить представитель Русско-Американской компании Фуругельм, только что назначенный начальником острова Сахалин, — эта команда нужна для защиты Ново-Архангельска.

— Дорогой мой Иван Васильевич, — похлопал его по руке генерал, — Русскую Америку лучше всего защитит соседство с Соединенными Штатами, с которыми и Англия, и Франция ссориться поостерегутся. А здесь крайне нужна хоть какая-то дорога. Мы с Невельским и Казакевичем прошли эти десять-пятнадцать верст пешком и убедились, что просека необходима. Ничего, месяцок солдатики поработают топорами и в Ново-Архангельск успеют. Я их возьму с собой до Аяна, а там они пересядут на компанейское судно.

Генерал и предположить не мог, что неопытность командиров этой команды фон Глена и Баранова едва не приведет к голодной смерти 200 человек: не сумев пройти просекой тот самый десяток верст, они умудрятся сгноить провизию, отпущенную команде на месяц. Солдаты питались ягодой морошкой, обессиленные, лежали в шалашах и спаслись лишь благодаря тому, что на них случайно наткнулись офицеры фрегата «Диана» Оболенский и Антипенко, вышедшие на охоту из Де-Кастри.

Над многострадальными фон Гленом и Барановым и их несчастными подчиненными, похоже, довлел какой-то рок. Из Де-Кастри в Николаевский пост команду отправили на лодках, и на тех же лодках Муравьев приказал им следовать в Петровское зимовье, чтобы там погрузиться на шхуну «Восток». Невельской предупреждал: лодки не предназначены для плавания по морю, капитан назвал их попросту «душегубками», однако генерал не внял его словам, и, конечно, фон Глен с Барановым попали в шторм. Хорошо еще, ветер был с моря, лодки выбросило на берег где-то на полпути в Петровское, а могло бы унести в открытый лиман, на общую гибель. Но, слава богу, отделались испугом, только остаток пути команда проделала пешком, по береговым камням и отмелям.

Девятого августа, взяв на борт «Востока» злосчастную команду и офицеров с «Паллады», Муравьев отплыл из Петровского в Аян. До Аяна 500 миль, при благоприятном ветре это — пять-шесть суток нормального хода. После трех месяцев напряжения, когда каждый день можно было ожидать какой-нибудь каверзы — вроде того же умирания солдат от голода в двух шагах от поста, где хватало нормальной еды, — Николай Николаевич вдруг расслабился, отмяк душой и стал давать ежедневные обеды в тесной кают-компании шхуны, где троим сложно повернуться, но к столу садились десять-одиннадцать человек. Генерал веселился, глядя, как, уплотнившись бочком, офицеры ловко пользуются одной правой рукой, потому что для левой уже нет места. Он не знал, что точно так же встречали праздники первопоселенцы Петровского зимовья, и, конечно, даже не думал о том, что такое застолье есть не что иное, как символ единства и братства людей одной цели, одной веры, одной, можно сказать, крови, когда правым плечом чувствуешь биение сердца соседа.

После первого же обеда Муравьев пригласил Гончарова в крохотную каюту капитана, в которую Воин Андреевич устроил генерал-губернатора, несмотря на его возражения: Николай Николаевич хотел, чтобы все офицеры, независимо от звания, были в одинаковых условиях, но потом согласился, когда понял, что на палубе работать с деловыми бумагами довольно-таки сложно из-за постоянного ветра и брызг.