Бланка также заботилась о вечном спасении членов своей семьи заказывая молитвы и церковные службы посвящены спасению душ ее родителей, Альфонсо VIII и Элеоноры, которые также получили свое место на витражах в Шартрском соборе. Ее сестры, племянники, племянницы и кузины были включены в молитвы цистерцианских монахинь из Мобюиссона и Нотр-Дам-дю-Лиса. А Бланка хотела напомнить всем о своем кастильском происхождении: на ее печати начертано на аверсе — "Божьей милостью, королева Франции", а на реверсе — башня с надписью: "Бланка, дочь короля Кастилии".
Все это не нравилось французским баронам, которые обвиняли ее в чрезмерной благосклонности к испанцам, в предоставлении им хороших должностей, титулов, преференций и подарков, которые истощали королевскую казну. Бланка была иностранкой, "испанской девушкой", к которой вельможи относились с подозрением. Это было постоянным упреком ей во время баронских мятежей 1226–1236 годов, но упреком довольно необычным для феодального обществе XIII века, где идея национальной государственности почти не существовала. Феодализм был международным, хотя этот термин, является анахронизмом. В вассальной системе у вассала не было родины; он был человеком, верный тому или иному сеньору, за владения, которые могли находиться в Священной Римской империи, в Англии, во Франции, в Кастилии или в любом другом месте христианского мира. Граф Бретани является также графом Ричмонд; английские бароны просили сына короля Франции стать королем Англии; кастильские бароны просили брата короля Франции стать королем Кастилии; граф Анжуйский стал впоследствии королем Неаполя и Сицилии: существовало множество случаев правления королей и принцев на "чужих" территориях. Тем более удивительно отметить, что хроники постоянно настаивают на "иностранном" статусе Бланки Кастильской, в то время как многие королевы Франции в Средние века происходили из гораздо более экзотических регионов, не вызывая при этом ни малейшего ажиотажа, от Анны Киевской, супруги Генриха I, до Ингебурги Датской, супруги Филиппа Августа, и Изабеллы Баварской, супруги Карла VI, и многие другие. Поражает настойчивость Жуанвиля в отношении иностранного происхождения Бланк. Говоря о короле, он пишет: "Его мать, приехавшая из Испании, не имела ни родственников, ни друзей во всем королевстве Франция. И когда бароны Франции увидели, что король — ребенок, а королева, его мать, — иностранка, они поставили во главе графа Булонского, который был дядей короля, и признали его своим правителем". И о восстании баронов: "Они сделали это, чтобы посмотреть, удастся ли графу Бретани одолеть королеву, которая была иностранкой, как вы слышали. И многие говорили, что граф одержал бы победу над королевой и королем, если бы Бог, который никогда не подводил его, не пришел в этой ситуации на помощь королю". Если хронист ощущал необходимость так часто напоминать о кастильском происхождении Бланки, то это потому, что она культивирует свой образ "кастильянки", с гордостью заявляя об этом со времен победы ее отца при Лас Навас де Толоса, и содержала при свое дворе большую испанскую общину.
Друзья и сотрудники: щедрость и забота Бланки
Это не мешало Бланке завязывать искренние дружеские отношения с мужчинами и женщинами из других регионов и родов. Она была экспансивной и импульсивной, а ее поведение было более сентиментальным, чем у большинства ее знатных современниц при дворе. Мы уже не раз говорили о ее слабости и, возможно, чрезмерной снисходительности к Тибо Шампанскому и легату Франжипани. Она также поддерживала настоящую дружбу с Этьеном де Сансером, с которым у нее был общий вкус к музыке, и который приезжал к ней со своими менестрелями; она делала подарки графине, дочери Этьена; она была очень близка с Жаном де Несле и его супругой Евстахией, которые подарили ей свой дом в Париже в 1232 году; их племянник, Симон де Несле, также был ее другом, как и Гоше де Нанте, Амори де Монфор, Жанна и Маргарита Фландрские, Изабелла, графиня Шартрская, и ее сестра Маргарита, графиня Блуа, и ее дочь Мария, Матильда Булонская, Мария де Понтье и ее дочь Жанна, Алиса, графиня Макона и Вьенна, которую она сделала первой настоятельницей Нотр-Дам-дю-Лис, и ее племянница Матильда, сменившая ее на этом посту, Юлиана де Домфрон, Мабилия де Жуиньи и некая "дама д'Уденарде". Всем им она дарила подарки, находила супруга или супругу, воспитывала их детей при дворе и ссужала деньгами: в 1243 году дама Бомон была должна ей 400 ливров, дама Бомон-Буа — столько же, графиня д'Э — 300 ливров, графиня Жанна Фландрская — 500 ливров, господин Мирабель — 1.000 ливров, дама Броннаи — 200 ливров.