Блаватская. Вестница Шамбалы

10 мая Елена Петровна переехала вместе с Мохини и Джаджем в прекрасное поместье графини д’Адемар в Энгьене, неподалеку от Парижа, и провела там около трех недель. Она написала письмо тете Надежде и сестре Вере в Россию, с ними она не виделась долгие годы и приглашала их приехать во Францию: "Я сбежала от своих друзей-космополитов, интервьюеров и прочих назойливых мучителей, уехав из Парижа на несколько дней в Энгьен, на виллу "Круазак", принадлежащую моим дорогим друзьям графу и графине д’Адемар. Они настоящие друзья и заботятся обо мне не только ради феноменов, которые мне так надоели. Здесь в моем и вашем распоряжении целая анфилада комнат… Графиня очаровательная женщина: она очень богатая американка, такая милая и непретенциозная. Ее муж, хоть и большой аристократ и закоренелый легитимист, тоже очень прост в своих привычках и обхождении".

Началась подготовка материала для "Тайной Доктрины", Уильям Джадж работал с "Разоблаченной Изидой", отмечая места, которые впоследствии должны были войти в новый труд.

После возвращения в Париж в мае к Елене Петровне из России приехали ее родственницы, Вера Петровна и Надежда Андреевна, и гостили до конца июня. 28 июня Елене Петровне снова пришлось ехать в Лондон все по тому же спору между руководителями Лондонского теософского общества, и там она провела шесть недель, остановившись в доме Франчески Арундейл на Элгин-Кресент, 77, в Ноттинг-хилл.

Из Лондона Елена Петровна, вынужденная по делу расстаться со своими дорогими родственниками, написала письмо Надежде Андреевне: "Моя дорогая, моя драгоценная Надежда Андреевна! Вот уже многие годы я не плакала, но когда вы обе исчезли из виду, выплакала все мои слезы. Я думала, сердце мое разорвется, так мне стало дурно. К счастью, какие-то добрые французы, ехавшие со мной в одном купе, принесли мне на следующей станции воды и заботились обо мне как могли. В Булони меня встречал Олькотт, и чуть было не расплакался, увидев, насколько я плоха. Он также сильно расстроился при мысли, что ты и Вера могли счесть его бессердечным потому, что он не приехал за мной в Париж. Но бедный старина не знал, что я так больна. Ты ведь знаешь, что мне все время нездоровится. Я переночевала в Булони, а на следующее утро из Англии прибыли еще пятеро теософов, чтобы заботиться обо мне… Меня чуть не на руках внесли на пароход, а затем так же вынесли и с триумфом доставили в Лондон. Я едва дышу, но все равно нынче же вечером мы устраиваем прием, на который придут наверно около пятидесяти наших старых знакомых. Англичане в большинстве своем не подвержены шатаниям; в них много постоянства и преданности. На Черинг-кросс Мохини и Кейтли чуть ли не до смерти перепугали англичан, бухнувшись мне в ноги, будто я идол какой-то. Я не на шутку рассердилась — так искушать провидение".

Елена Петровна не знала, что еще весной Мохини получил письма от Учителя, в которых говорилось: "Для "пелингов" (европейцев) много значат внешние проявления. Человек должен поразить их внешне, прежде чем о нем сложится постоянное, устойчивое внутреннее впечатление. Запомни это и постарайся понять, почему я жду от тебя следующих действий: когда Упасика (так Учителя называли Елену Петровну. — О.Б.) прибудет, ты встретишь и примешь ее так, словно вы в Индии и она — твоя собственная мать. Ты не должен обращать никакого внимания на толпу французов и прочих. Ты должен ошеломить их; и если полковник спросит, зачем ты это делаешь, ответь ему, что приветствуешь именно внутреннего человека, внутреннего обитателя, а не Е.П.Б., ибо ты получил указания на сей счет от нас. И прими к сведению, что Некто гораздо более высокий, чем я, милостиво согласился ознакомиться с создавшимся положением в целом — в ее облике, и затем посещать, иногда, таким же способом, Париж и, возможно, другие места проживания иностранных членов. Приветствовать ее таким образом ты будешь всякий раз, встречаясь и прощаясь с ней, пока вы в Париже, невзирая на то, как это воспринимается, и на ее собственное изумление. Это — проверка…

Уильям Джадж и Генри Олькотт

Твое отношение к Упасике и всему, что связано с ней, настолько ребяческое, словно ты стараешься создать о ней еще худшее впечатление, чем оставляет даже собственное ее легкомыслие, когда она целиком предоставлена самой себе. Не забывай, что все благо, уготованное нашей Индии… всецело сложено ее личными усилиями. Едва ли ты сможешь в полной мере выразить ей то уважение и признательность, которых она заслуживает. Лучше показать англичанам все те нравственные достоинства, коими она обладает, чем постоянно развлекать их историями о ее ребячествах и причудах, вызывающими смех над ней или даже насмешки… Ты — тот представитель Индии, которому предстоит духовно возродиться. Ты должен, следовательно, вести себя как философ, а не как смешливый юнец, если претендуешь на то, чтобы стать чела".